То есть никакого прилюдного порицания? Поразительно.
Одноэтажный домишко располагался в конце улицы, простой, какой-то несимпатичный. Словно казенный. Без украшенного двора, расписанных стен или узорчатого забора. Серый и однообразный, откровенно унылый. Помощник пропустил меня на крытую веранду, темную и почти пустую, а я поежилась.
— Что это за место?
— Дом, в котором жил советник Ричард, — мальчишка запнулся, — в то время, когда он ещё был советником. Госпожа, я должен уйти. Располагайтесь.
— Спасибо, — ответила я, бездумно перебирая какие-то склянки с разноцветными зельями.
Неужели за те полгода, что Ричард провел здесь, он ни разу не задумался об уюте? Невозможно же существовать в четырех голых стенах, от одного вида которых хочется вздернуться. В той комнатенке постоялого двора, где мы провели вчерашнюю ночь, и то было приятнее находиться.
Всё-таки в убранстве читался почерк Ричарда. Когда он уезжал отсюда, то не планировал оставаться в людской столице, а потому не убрал вещи по своим местам, оставил на видном месте какие-то напоминания, не вывез одежду. Я осмотрела скромную кухоньку, перебралась в спальню, бесстыдно покопалась по ящикам комода. Выглянула в окно. За ним расстилался тот самый пейзаж с картины. Красиво! Художник изобразил всё настолько реалистично, что и не придраться: вот и зелень, и деревья, и вода. Если бы во время моего приземления Ричард находился здесь, он бы увидел, как я приземляюсь ровнехонько к озеру и отплевываю траву.
За спальней располагался кабинет, скромный, но хоть как-то обжитый. Матушки, сколько же здесь было бумаг! Ведомости и отчеты, предложения и решения, исписанные мелким почерком. Я копалась в них, надеясь обнаружить что-то любопытное, но потерпела полный крах. Нет, понадобилась бы вечность, чтобы разгрести всё это.
А под залежами документов обнаружилось нечто из другого мира. Из мира, где не было дворцовых сплетен и ответственных мероприятий. На листе бумаги карандашными штрихами был обозначен девичий портрет, набросанный второпях. Линии рваные, нечеткие, но очертания узнаваемые.
Мои.
Я сложила рисунок вчетверо и убрала в карман. Обязательно сохраню его на память о времени, когда мы ещё не принадлежали друг другу.
Во входную дверь забарабанили в тот самый момент, когда я вознамерилась покопаться в письменном столе на предмет тех самых записок от шантажиста-оборотня. Я выглянула в окно. На пороге, нетерпеливо постукивая ногой, высилась Ривалия. Хорошенькая до невозможности, рыжие волосы её струились по плечам, веснушки пылали, а кожа казалась такой белоснежной, почти фарфоровой. Она недовольно поджала губы, но, увидев мою физиономию (прямо скажу, ошеломленную), заулыбалась.
— Пустишь?
Первое, что мне пришло на ум: «Нет». Сначала нужно отказать. А потом забаррикадироваться, закрыться на замки, на тысячу щеколд и на всякий случай не выходить на улицу до скончания веков. Потому что нет хуже врага, чем обманутая женщина. Чем преданная возлюбленная, которую променяли на другую — более удачливую — соперницу. Такая и загрызть заживо может.
А Ричард запретил мне ввязываться в передряги.
На самом деле, мне было бесконечно жаль её. Не могу представить, что приключилось бы со мной, если бы Ричард променял меня на кого-то за несколько часов до свадьбы.
Я открыла, и Ривалия вошла внутрь, поколебалась мгновение, а затем… обняла меня так крепко, что я ойкнула и обмякла в её руках.
— Ты собираешься меня придушить? — спросила одними губами.
Ривалия отодвинулась и рассмеялась чистым смехом, похожим на перезвон колокольчиков.
— Боги! Анна, как тебе такое в голову пришло?! Нет, я искренне рада тебя видеть!
— Слабо верится.
— Мне надоело быть стервой. Знаешь, дыра в животе заставляет переоценить приоритеты.
Я прекрасно помнила её надменный взгляд и поджатые губы, то, с каким отвращением она отзывалась о нашей с Ричардом дружбе. И вот, Ривалия стоит передо мной, одетая в роскошное платье, вся такая прекрасная. Совсем как раньше. Но она не собирается испепелять меня. Не собирается мстить за предательство.
Мы прошли в кухню, не обронив ни слова. Я достала две чашки, покопалась в ящичках, с трудом отыскав травы для отвара. Ривалия разожгла в печи пламя, на которое мы поставили котелок с водой.
— За кого ты меня принимаешь? — вопросила обиженно. — За чудовище?
Хм, как она догадалась?
— Анна, клянусь, я не испытываю к тебе неприязни. Подумай сама, была бы я счастлива, поженись мы с Ричардом? — Я покачала головой, и девушка прикусила губу, вспоминая о чем-то. — Всё то время, что мы провели вместе, он сходил без тебя с ума. Разумеется, во мне полыхала ревность. Я не говорю, будто окончательно переболела Ричардом, но больше незачем пытаться его удержать. Будьте счастливы, если так угодно судьбе. Я не пытаюсь подружиться с тобой, но, честное слово, восхищена тем, что ты перешагнула все запреты ради него. Это невероятно!
— Видимо, о моем маленьком приключении всем известно? — простонала я, разливая воду по чашкам и наблюдая, как набухают засушенные травы.
Ривалия очень показательно фыркнула.
— Велиция — маленькая страна, а мой брат — начальник стражи. Так что, дорогуша, смирись с нежданной славой.
Мне осталось только кивнуть. Мы коротко обсудили какие-то незначительные мелочи, и обстановка разрядилась. Я уже не чувствовала враждебности со стороны этой великолепной девушки, а она подкалывала меня вполне по-товарищески. А когда я обмолвилась о таинственных письмах Ричарду, в её глазах появилось опасение.
— И он молчал?! — Она возмущенно цокнула. — Ненормальный! С этим нужно что-то срочно делать. Это проблема не двух людей, а целых государств. Кошмар! Нет, ну как так можно! Предпочел разобраться самостоятельно! Конечно, он во всем такой, упертый баран. Говоришь, письма сохранились?
— Думаю, они где-то здесь.
— Так почему мы чаевничаем? За дело!
Ривалия вскочила с места и закатала широкие рукава платья. Я одобрительно хмыкнула. Возможно, когда-нибудь мы подружимся.
Вдвоем перебирать бумаги стало как-то веселее. Если не задумываться о том, что скажет Ричард, когда обнаружит в своем кабинете двух девушек своей жизни, которые радостно копошатся в вещах и изредка переговариваются о какой-то ерунде. Боюсь, от благовоспитанного оборотня ничего не останется.
Не убьет же он нас?
Скорее всего убьет, но, надеюсь, безболезненно — в память о былой любви.
Спустя час поисков дом стал гораздо более живой и настоящий, чем раньше, а если точнее — перевернутый вверх дном. Мы умудрились излазить чердак, отодрать сомнительные половицы и разобрать по кускам кровать (правда, собрали обратно). Ривалия копалась с особой мстительностью. С другой стороны, пусть она хоть по дощечкам раскурочит этот дом — мне не жалко, а ей полегчает.
Я устала и уже не надеялась на чудо, когда зацепилась взглядом за массивную статуэтку воина из бронзы, стоящего на полуметровом постаменте в углу кабинета. Она была совершенно нелепая, громоздкая и никак не вписывалась в аскетичное жилище Ричарда. Для чего ему это чудовищное нечто, которое больше похоже на надгробный памятник, чем на деталь интерьера? Я потрогала воина за кольчугу, провела пальцами по лезвию выставленного вперед меча.
— У нас такие статуэтки в каждом доме стоят. Это Воин-защитник, бог, что оберегает мужской род. Сомневаюсь, что Ричард запихал письма в кусок металла, — фыркнула Ривалия.
В эту самую секунду я надавила на забрало шлема, внутри воина что-то щелкнуло, и камень разъехался на две идеально ровные части.
— Два месяца я гадала, что он нашел в тебе такого особенного… — обескураженно произнесла рыжеволосая, — а теперь понимаю. Да вы чувствуете друг друга без слов! Мне бы и в голову не пришло лапать статуэтку!
Я лишь развела руками и достала наружу несколько листов бумаги, перевязанных веревкой. Мы вчитались в содержимое, и от каждого нового письма я холодела всё сильнее. Некто в подробностях описывал, чем я питаюсь по вечерам, каких цветов мои платья, полный распорядок моего дня. Ему было известно, куда я сбегала в минуты одиночества. Он с легкостью рассказывал о местах, посещаемых Ричардом. Некто угрожал нашим жизням, обещая перерезать глотку мне — если Ричард попытается вывезти меня из Кристани; или ему — если я вздумаю появиться в Велиции.