— Как нелепы иногда бывают люди, — сказал он и взглянул на Мари. — Но ты не особенно этим возмущена, так ведь?
Она засмеялась.
— Дорогой мой, люди всё чаще и чаще выдают себя за Мопассана.
Ги вынужден был признать, что это правда. Такое происходило каждую неделю. Мари рассказала ему последний «мопассановский» анекдот, над которым смеялся весь Париж. К Мопассану поздно ночью стучится разъярённый муж. «Месье, где моя жена? Я знаю, что она здесь». «Её нет, — отвечает Ги. — Можете поискать, если угодно». Муж ищет, не находит, возвращается и пожимает плечами. «Вот видите, — говорит ему Ги, — она обманывает нас!»
В начале лета Мари уехала с Лулией.
И тут жизнь вновь стала ему улыбаться. Головные боли прошли. Зрение улучшилось, вернулась прежняя бодрость. Его новый светский роман «Сильна как смерть» публиковался в «Ревю иллюстре» и пользовался большим успехом. Он чувствовал, что вырвался из пугающего мрака. И обнаружил, что Мари, более ослепительная, чем когда бы то ни было, ждёт его.
Вокруг все были заняты разговорами. Принцесса оживлённо спорила с Тэном о своём предке, императоре Наполеоне Первом.
— Как же я могу не защищать его, человека, которому обязана всем? Если б не Наполеон Первый, я бы торговала апельсинами на пристани в Аяччо!
— Мопассан. — К нему подошёл располневший Катюль Мендес в шёлковом галстуке со следами недавнего обеда. — Ну, ты становишься бродягой.
— Чего ты ещё ждал, дорогой друг? Он же мощный повествователь! — Это сказал поэт Эредиа[111]. — У него появилась новая яхта!
Они с искренней радостью обменялись рукопожатиями. «Какие замечательные люди, — подумал Ги, — ни следа мелочности или зависти. Они художники, живут ради литературы, видя в ней благородный идеал».
— Куда же ты плаваешь на яхте? — подмигнул Мендес.
— Вот представь себе, что приплыл весенним утром в какую-то тихую гавань и ведёшь себя как вздумается среди людей, которых никогда больше не увидишь. — Ги засмеялся. — Потом отплываешь вечером, держа курс всё равно куда, без желания бросать якорь где бы то ни было — с этим не сравнится ничто.
— Я же говорил тебе, что он бродяга.
Вскоре Ги, к его удивлению, остановил Фердинанд Брюнетьер, редактор журнала «Ревю де Монд». Этот человек был одним из самых неуёмных критиков «банды Золя» и натурализма вообще. Поддерживал близкие отношения с Бурже и Теодором де Банвилем.
— Дорогой Мопассан, когда предложите нам один из своих романов?
— Что?
Ги был слегка ошарашен; уж этого он никак не ожидал. Брюнетьер должен был слышать его презрительные отзывы о «Ревю де Монд», они повторялись довольно часто.
Банвиль, явно слышавший их и разделявший его взгляды, подмигнул ему:
— Дорогой друг, это прямой путь в Академию. Академия и «Де Монд» исповедуют один и тот же принцип — блестящее образование, хорошие связи и определённая респектабельность должны вытеснять гениальность. — Ги заулыбался. — Ты наверняка обратил внимание, что как только писатель начинает метить в Академию, то первым делом стремится предложить «Де Монд» роман, где люди, нашедшие на улице кошелёк, не забирают из него деньги, а вкладывают туда собственные!
Брюнетьер смущённо переступил с ноги на ногу, однако издал вежливый смешок.
— Нет, серьёзно, если предложите нам какую-нибудь из своих книг, мы бы могли гарантировать вам солидное вознаграждение — весьма солидное.
— На мой взгляд, роман «Сильна как смерть» вполне бы подошёл, — вмешался Бурже.
— Да, в самом деле, — подхватил Брюнетьер. — Поздравляю вас, Мопассан, с этим произведением. Оно очень возвышенно. Мы все говорили за обедом о том, как благородны там чувства, как отличаются место действия, характеры, общественный слой от тех, что были в прежних ваших работах, дорогой друг...
111