Жанвьон содрогнулась, зашаталась, выставила вперёд руку, но продолжала обороняться, размахивая кнутом. Де Вер приблизилась и хлестнула её по корпусу. У той распахнулся жакет, обнажив полную грудь. Закрываясь рукой, она пригнулась и, когда кнут де Вер просвистел над её головой, сильно хлестнула наотмашь де Вер по щеке. И обе продолжали осыпать друг друга ударами.
— Стойте!
Рошгюд бросился вперёд, чтобы разнять их. Трость он держал вытянутой перед собой. Ремень кнута Жанвьон обвился вокруг неё, и трость вылетела у него из руки.
— Уйди, не мешай, — выдохнула ему де Вер. Рубец на её щеке кровоточил.
Кончик её кнута чиркнул по обнажённым грудям Жанвьон. Та всхлипнула от боли и повернулась боком к нападающей. Тут де Вер совершила ещё одну ошибку. Она взяла кнут в обе руки, не догадываясь, что тем самым сократит дальность ударов. Жанвьон позволила ей дважды хлестнуть по воздуху и бросилась вперёд. Ремень её кнута с силой обвился вокруг шеи де Вер и задел щёку. Та скривилась, ловя ртом воздух, вскинула одну руку к лицу, а из другой выпустила кнутовище. Жанвьон хлестнула её ещё раз и ещё. Де Вер опустилась на одно колено, казалось, вот-вот упадёт, однако двумя последними ударами вслепую дважды попала Жанвьон по лицу и вынудила её остановиться.
Когда обе, тяжело дыша и сверкая глазами, опустили кнуты, Рошгюд, Дюваль и другой секундант подбежали и обезоружили их. Молодой врач, приехавший с секундантом Жанвьон, смазал йодом раны и перевязал. Дюваль повёз де Вер обратно на улицу Комартен.
Ги поехал домой вместе с Рошгюдом в фиакре. По пути сказал:
— На месте румынского графа я был бы любезен с обеими красотками!
Перед началом летних каникул Ги явился к Флоберу засвидетельствовать своё почтение. Когда он вошёл в гостиную, там сидел широкоплечий мужчина лет пятидесяти в кричащем клетчатом костюме со спускающейся веером на грудь бородой. Флобер представил бородача как Арсена Уссе[36], и после того как оба гостя обменялись несколькими фразами, бородач вернулся к разговору, прерванному появлением Ги, — он приглашал Флобера на вечеринку, которую устраивал через три дня. Карие глаза на его красивом лице блестели.
— Дорогой друг, ты же знаешь, сколько людей собирается на эти празднества. Я не отправлял ни единого приглашения. Не знаю и половины тех людей, что придут, но с ними будет весело. Все в масках. Это очаровательно. Это придаёт пикантности, вольности.
Флобер широко улыбнулся.
— Но знатные буржуа именно потому и явятся! — продолжал гость. — Они знают, что найдут там аристократок, кокоток и немного неприличия.
— Аристократок панели?
— Отчасти. С маской на лице можно позволить себе что угодно, ничем не рискуя. Надеюсь, дорогой друг, ты придёшь.
— Нет-нет. — Флобер со смехом покачал головой. — Это заманчиво, но я просто старый провинциальный буржуа. Подобные развлечения вот для этого молодого человека. — Он указал на Ги. — Если пригласишь его, он не откажется.
— Ну, разумеется, — обратился Уссе к Ги. — В ближайший вторник.
Следующие три дня Ги переполняло радостное предвкушение. Празднования Уссе пользовались широкой известностью. На каждом из них около тысячи гостей наводняли два его стоящих рядом особняка, один в ренессансном стиле, другой в мавританском, на авеню Фридланд. На несколько часов они становились центром интриг и волокитства для доброй половины выдающихся людей Второй империи.
Вечером, когда Ги подъехал в фиакре, во всех окнах ярко горел свет. Толпа на тротуаре наблюдала за подъезжающими, полиция пыталась бороться с массой мешавших проезду экипажей. Ги расплатился с кучером и вошёл, надевая маску.
В большом вестибюле уже толпились гости, стоял шум. Негры в тюрбанах и блестящих костюмах от Тьеполо[37] принимали пальто, меха и накидки. За серыми с позолотой дверями Уссе в окружении толпы целовал руки, приветствовал вновь прибывших в масках, смеялся. Ярко горели люстры. Сквозь шум голосов и восклицаний едва слышались ритмы музыки. Восхищенный этой сценой Ги замер. Он никогда ещё не видел такого великолепия. Анфилада открытых комнат сверкала зеркалами, люстрами и драгоценной мебелью. На стенах висели картины мастеров эпохи Возрождения и великолепные гобелены, в севрских вазах красовались цветы, и повсюду среди чёрных и розово-лиловых мужских фраков виднелись обнажённые женские плечи, шеи, белые руки, зазывно улыбающиеся губы и блестящие из-под масок глаза. Ги стало любопытно, много ли женщин приехало без кавалеров.
36