— Нет, нет! — выкрикнул турок. — Повернитесь, мадемуазель.
Брюнетка повернулась. Расстегнула платье, оно упало. Перешагнула через него, сняла две нижние юбки. Послышался гул восторженных замечаний. Фигура у неё была восхитительной.
— Вторая попытка, мадемуазель, — негромко произнёс Халиль. — Начали.
Мух, казалось, в комнате больше не было. Люди поднимали глаза кверху. Большинство мужчин смотрели на красивую девушку. Потом на скатерти появилась муха. Все замерли. Муха с остановками двинулась к чашам, вспорхнула — и села на крем.
Наступила тишина. Девушка сильно покраснела. Медленно спустила чулки, сняла их вместе с туфлями, замерла на миг, распустила и сняла корсаж, обнажив круглые полные груди. Послышался негромкий шум голосов. На девушке был узкий пояс, она расстегнула его — и бросила Халилю на колени. Потом сняла панталоны, завела руки назад и отвернула лицо.
Все одобрительно закричали:
— Браво, малышка!
— Ура Халилю.
— Шампанского мадемуазель.
Когда Ги ушёл, было уже совсем светло. Он зашагал по Елисейским полям. Уборщики улиц выметали мусор из канав. Ги остановился ждать фиакра. Мимо него прошли двое. Они разговаривали о войне с Пруссией.
5
Войну объявили 19 июля[39], и все твердили, что Франция готова к ней «до последней пуговицы на гетрах». Это была «война беззаботных сердец». Франция готовилась преподать урок Бисмарку. Доблестная французская армия, наследница той, что заставила при Наполеоне дрожать всю Европу, должна была раздавить Пруссию, как клопа.
Ги мобилизовали, и он несколько недель находился в грязном поле возле Анделисского леса, неподалёку от Руана. И пока полк ждал в бездействии, Вторая империя рушилась. Французская армия была разбита под Седаном, Луи Наполеон оказался в плену. Императрица Евгения[40] бежала из Тюильри, в Париже провозгласили республику, и полк, в котором находился Ги, тщетно дожидался приказаний.
Вся Франция оказалась в невероятной растерянности, трагическом бездействии и неразберихе. Ги вместе с полком отправили возводить земляные укрепления, однако на другой день их бросили незавершёнными. Полк отправили в лес, приказали удерживать его, а по прибытии на место оказалось, что все деревья вырублены пять лет назад. Солдат подняли в дождливую ночь, чтобы противостоять десятитысячной прусской армии, идущей из Понтуаза, — потом выяснилось, что слух о приближении пруссаков распустил местный торговец, собиравшийся скупить всё масло по бросовым ценам. Три дня спустя Ги отправили с депешей в штаб полка, находившийся поблизости, и он едва не попал в плен к появившимся со всех сторон прусским уланам. Он стал искать какое-нибудь регулярное французское подразделение, провёл ночь в брошенном доме и направился в Париж.
Дороги возле столицы оказались забиты остатками разбитой армии и беженцами. В городе было полно палаток, телег, лошадей, фуража. Под деревьями стояли отары овец и стада быков.
Ги добрался до авеню Императрис. Прекрасная улица, всего несколько недель назад блиставшая великолепием, богатая, модная, фривольная и порочная, опустела — на ней царила мёртвая тишина. В конце авеню он увидел возводивших укрепления людей — Париж теперь кончался там.
Затем потянулись жуткие месяцы осады. Ги выдали устаревшее ружье и поставили на оборонительном рубеже. Город становился призраком — по ночам на пустынных, тёмных улицах горело всего несколько керосиновых фонарей, ходили невероятные слухи. Никто не знал, как громадные деревья Тюильри, пережившие бури и революции целого столетия, оказались срубленными на дрова.
Как-то утром Ги проходил по улице Бланш и возле дома с табличкой «Швейцарский министр-резидент» увидел мясную лавку. Вошёл. Продавец покачал головой.
— Бифштексов из конины не осталось. Может, месье возьмёт за восемь франков обыкновенную кошку?
— Нет, спасибо.
— Попробуйте породистого кота — десять франков. Очень вкусный.
— Благодарю, — ответил, усмехаясь, Ги. — Что у вас есть ещё?
— Есть крысы, месье, — возможно, вам известно, что их покупают многие. Обычная крыса — два франка, длиннохвостая — два с половиной.
— Собачатины нет?
— Есть, месье. — Продавец профессионально потёр руки. — Обычная тощая дворняжка — два франка за фунт. Жирная — два с половиной. А очень жирная — три. Какую вам, месье?
39
40