— Ну, мы все-таки друзья, — начинает возражать она.
— Это не значит, что мы не можем подойти к отдельно взятому вопросу с профессиональной точки зрения. И, боюсь, я буду вынужден настоять на своем.
Он произносит это с такой серьезностью, что она чувствует, как нехотя расплывается в улыбке:
— Неужели настоишь?
— Да.
И тогда она сдается:
— Ну что ж, хорошо.
Он протягивает ей руку для пожатия, сделка завершена. Ее сердце бьется так громко, думает она, что он, наверное, тоже это слышит. Восемь сотен в месяц.
Он с улыбкой допивает чай. Затем поднимает на нее взгляд из-под бровей.
— Ты уверена, что это удачная идея?
— А почему бы и нет?
Он молчит в ответ. В ней зарождается ужасное чувство: это потому, что он прекрасно понимает, как она сходит по нему с ума.
— Обещаю, я не буду громить коттедж или устраивать шумные вечеринки без твоего участия, — говорит он.
— А я обещаю, что не буду заставлять тебя чистить выгребную яму, — отвечает она. У него теплая рука и твердое рукопожатие.
Вот так все и начинается.
Когда с чаем покончено, она предлагает показать тебе остальные комнаты в доме. Ты соглашаешься. Тебе нужно все увидеть, чтобы наглядно понять, где она живет, спит, работает. Как она проводит свои дни. Что еще важнее, тебе надо как-то поддержать разговор. Ты не ожидал, что будет так неловко.
Сара показывает дорогу из просторной кухни в гостиную, раза в два меньше по площади, здесь стоит большой угловой диван, и сквозь белое покрывало заметно, что он довольно потертый. Когда один из псов запрыгивает в угол с вмятиной, точно соответствующей его параметрам, ты понимаешь — покрывало расстелили в твою честь. Она кричит на пса, чтобы тот слез, и он подчиняется с выражением недоумения на морде. В углу у нее стоит маленький телевизор, и одну из стен полностью занимает шкаф с книгами. Тебе нравится такое соотношение, как и все, о чем оно свидетельствует.
Кроме гостиной, есть оранжерея и зимний сад. Еще внизу находится туалет с душем и подсобное помещение с отдельной дверью на улицу.
— В коттедже стоит стиральная машина, — замечает Сара. — Но если тебе понадобится высушить какие-нибудь вещи, всегда можешь принести их сюда.
— Спасибо, — отвечаешь ты, пытаясь представить, как станешь приносить сюда корзину с бельем, когда ее не будет. Или когда она будет здесь.
— Дверь обычно не запирается, — говорит она.
Ты смотришь на нее вопросительным взглядом.
— Я никогда не беспокоилась на это счет. Не думаю, что здесь вообще кто-нибудь закрывает двери на замок.
Она показывает дорогу вверх по узкой лестнице на второй этаж. Ты отвлекаешься от ее задницы в узких джинсах на первом плане и переводишь взгляд на развешанные по стенам рисунки. Это ее иллюстрации к «Поросенку из сахарной ваты», ее первой и самой успешной книги. Она получала премии и за последующую серию. Иллюстрации кажутся намного ярче самих книг, и ты говоришь ей об этом.
— Ты так считаешь? — отзывается она с лестничной площадки. — Мне кажется, я давно перестала обращать на них внимание.
Ты присоединяешься к ней на втором этаже. Дом построили на склоне, и он явно старый с покатыми полами и низкими потолками. Она показывает тебе две из пяти спален, одна из которых, по всей вероятности, принадлежит ее уехавшей дочери Китти, которая сейчас должна учиться в университете. А что там с сыном, Луисом? Кажется, теперь здесь нет его комнаты. Он уехал на учебу, но затем, припоминаешь ты, будто бы забросил занятия после первого курса. В том же году, когда умер Джим. Ты задаешься вопросом, что с ним случилось потом.
— Как поживают дети? — спрашиваешь ты.
— У них все в порядке, — говорит она. — Китти хорошо учится. Она должна скоро приехать; ты познакомишься с ней.
— И где она учится?
— В Манчестере. Она занимается жилищным строительством.
— А что с Луисом?
— Вот ванная, — говорит Сара, отступая в сторону. По ее широкой улыбке становится понятно: она особенно гордится этой комнатой, что очень мило. Ванна с закругленными углами стоит на ножках перед окном двумя ступеньками ниже. Ты обращаешь внимание также на душ и дубовые балки. И на то, что на окне нет никаких занавесок.
— Довольно откровенно, ты не считаешь? — произносишь ты, не успевая заранее обмозговать свои слова.
Она смеется.
— Да здесь на мили никого нет, — говорит она. — А если бы и были, не думаю, что я кому-то нужна.
Ты хочешь поспорить, но замечаешь, как на ее щеках разливается румянец, и понимаешь, что она и сама смутилась, поэтому ограничиваешься вежливой улыбкой в ответ. К тому же она сворачивает экскурсию.