— Ты оглох, чел? Я же сказал. ДА! Я ее… — кашлянув в кулак, убавляю громкость тона, потому что мимо проходящей девице в обтягивающих крепкую попку тайтсах необязательно быть в курсе моей сексуальной победе накануне. — Трахнул. Да, Мирон.
Градов расплывается в широченной улыбке.
— Ну и… как оно? — хлопает меня по плечу, выражая мужскую солидарность.
Я облизываю нижнюю губу и едва сдерживаю стон. Воспоминания о несравнимых ни с чем ощущениях, когда я впервые протолкнулся в ее узкую киску, проносятся перед глазами вспышками. В действительности Таша оказалась в сотни, тысячи раз вкуснее, чем я себе фантазировал. В ней было так приятно, так тепло и тесно, что я бы до старости не вынимал член. А как она кончала…
— Фантастика, — молвлю лишь.
Слова излишне. Думаю, на моем лице все отлично прописано.
Я как будто в раю побывал. Во влажном раю.
— Подробности, Тоха, — Мирон хлопает в ладони, «подгоняя» меня на откровенности.
— Обойдешься, — ревностно хмыкаю я.
— Эй, это нечестно! Мне же интересно! — я разворачиваюсь, чтобы перейти к следующему тренажеру, а Градов бежит за мной с криком: — Эй, не уходи от ответа, придурок!
Мои худшие опасения подтвердились.
Заполучив желаемое тело Таши, я только раззадорил аппетит. Но чувство черной дыры, засевшей в груди, исчезло. Ее наполнило нечто иное. Роковое, шальное, животворящее. Я полон энергии! Мне кажется, я смог бы оббежать континент без передышек.
Настолько Ибрагимова меня завела.
Мой интерес к ней не угас. Отнюдь. Я ночь не спал, пялясь в потолок с идиотской, радостной улыбкой. Зубы не чистил, чтобы подольше сохранить во рту ее вкус.
Женственная, такая сладкая, невинная.
Нет. Теперь уже нет.
Я забрал ее невинность.
Она моя.
Моя. Моя.
Я хочу ее снова.
Вернувшись домой после тренировки, встречаю запыхавшуюся блондиночку. Прижимая к боку свернутый коврик для йоги, Таша плетется к лестнице. Меня она не замечает, разминая вспотевшую шею. Я залипаю на ее покачивающуюся попку и моментально ощущаю, что готов на свершение очередного эротического подвига.
Без лишних прелюдий подбегаю к Таше сзади, обвиваю руки вокруг ее осиной талии и отрываю малышку от пола. Она с визгом начинает бултыхать в воздухе ногами и роняет коврик.
— Курков, ты что творишь?! Отпусти сейчас же!
— Не-а, — я прикусываю Ташкину мочку уха.
— Отпусти, говорю тебе, — повторяет тише грозным голосом.
— Потрахаемся?
— Совсем больной? — шлепая меня по предплечьям, верещит сводная.
— Было хорошо, — мягко сказано. — Надо повторить.
Не обсуждается.
— Никаких повторений не будет, — разумеется, она обламывает кайф. — Отпусти, Курков. Я не шучу.
Стиснув челюсти, я ставлю Ташу на ступеньку и ловлю на своем недовольном лице ее укоризненный взор.
— То, что случилось вчера… — она делает небольшую, но чертовски милую запинку, краснея, и принимается заламывать пальцы. Я открываю рот, чтобы сказать «не нервничай», но вовремя себя торможу. Лучше промолчать. — Я совершила гигантскую ошибку, переспав с тобой. Не нужно было делать этого… — Таша закрывает угрюмое личико ладонями и трясет головой. — Я не хочу возвращаться к этому. Ты получишь, что хотел. Теперь выполни свое обещание и отстань от меня.
— Я ничего не обещал, — подмечаю я.
Я тоже надеялся, что у меня к ней перегорит. Что ж, нихрена подобного.
Таша роняет руки вдоль тела.
— Оставь. Меня. В покое, — нежное сопрано пробирает дрожь гнева, а антрацитовые глаза полыхают с такой жаждой истребления, что к моему горлу подступает ком тревоги.
Злится она эффектно, конечно.
— Не приближайся ко мне. Не смотри в мою сторону. Не разговаривай со мной. Меня от тебя тошнит. Меня для тебя не должно отныне существовать. Занимайся своими делами. Живи своей жизнью. Но вдали. Слышишь? Вдали!
— Неужели не понравилось? — ну и зачем я, блять, отвешиваю эту тупорылую шутку…
Конечно, ей понравилось.
— Я мечтаю стереть все связанное с тобой из своей памяти.
Черт. Стремно признаваться, но она кромсает мое мужское достоинство вдоль и поперек. Хуево быть отвергнутым.
— Ладно. Хрен с тобой, токолошка, — я всем своим видом пытаюсь показать, будто ни на толику не задет. Была целка, и нет ее. — Передавай привет Адриану! — отсалютовав двумя пальцами, я разворачиваюсь на сто восемьдесят и шагаю обратно к парадной двери.
Знаю, что задел ее за больное. Раньше это доставляло удовольствие, а сейчас… паршиво ноет в груди.
ТАША