К сожалению, бой уже шёл врукопашную, наши смешались с врагами, и бить по целям было затруднительно. Тем не менее я находил моменты, когда мог разить, не зацепив воинов графа. Из своего арсенала я решил использовать секиру, сделав её по размеру соответствующей стальной. Про копьё и булаву я слышал, что раны они оставляют настолько характерные, что любой новичок поймёт, какое именно целительское оружие использовалось. Другое дело, что невозможно было понять, то ли это воздействие амулета, то ли дело рук самого целителя. Однако откуда у простого повара такие дорогущие амулеты, каких, похоже, и сам граф не имеет? Во всяком случае, в заряженном виде, иначе давно применил бы их.
Таким способом я действовал некоторое время и успел порубить восемь человек, как вдруг слева от себя увидел четверых воинов в красном. Они будто выросли из-под земли. Но скорее всего это я, увлеченный поиском целей, просто проглядел их. Действуя бессознательно, как на тренировках по самообороне, я выхватил кинжал Свенты и ринулся в атаку, опять же бессознательно перейдя на ускоренное магическое восприятие. Кинжал против шпаг и даг, которыми были вооружены противники, ничто, но меня учили наставники-невидимки, и я был намного быстрее противников.
Держа кинжал прямым хватом, я отбил укол в грудь первого и тут же резанул его по горлу. Справа медленно вытягивался в выпаде второй. Я, продолжая движение, отбил его шпагу вправо и, не медля, направил кинжал в незащищенное горло, с усилием продираясь через густой воздух. Лёгкий толчок в руку, и я обратным движением выдергиваю оружие из пробитой насквозь шеи врага. Первый в это время, фонтанируя кровью из разрезанного горла, уже начал заваливаться вперёд. Третий и четвёртый ещё только разворачивались ко мне. Всем телом толкаю покойника на третьего, делаю, приседая, шаг вперёд правой ногой и режу ему бедро, вскрывая вену. Теперь, если быстро не оказать помощь, смерть от потери крови гарантирована. Однако если у воина есть лекарский амулет, то из строя он выпадет ненадолго. Шаг левой с поворотом корпуса. Я у него за спиной и, используя инерцию собственного тела, бью локтем под основание черепа. Толчок. Что-то бело-красное брызгает во все стороны, а я оказываюсь лицом к лицу с последним врагом. Тот уже успел нанести рубящий удар наискось, и его шпага неторопливо и неумолимо приближается к моей шее. Сознание регистрирует происходящее, не вмешиваясь, а развитое подсознание с немыслимой скоростью просчитывает варианты, выбирает оптимальный и по магическим каналам передаёт сигналы группам боевых рефлексов, а те – отдают команды мышцам.
Тело действует, казалось бы, самопроизвольно с той скоростью и точностью, которую, рассказывают, проявляют люди, страдающие снохождением. Кинжал резко бьёт по лезвию шпаги, отбивая её влево. Короткое дуговое движение вниз – дага отбита вправо. Шаг вперёд с выпадом – кинжал стремительно, как жало осы, пробивает гортань красно-синего и возвращается назад в позицию защиты.
Глаза последнего врага мне запомнились особенно чётко. В них были азарт и безумие боя, жажда победы и предвкушение гибели противника, жизнь и даже вдохновение. Затем недоумение, туман боли, предвестие смерти, безмерная тоска и ужас. Я возвращаюсь в режим нормального восприятия. Меня шатает, в голове круговращение, неприкосновенный запас нитей стремительно убывает. С минуту длилось такое состояние, потом всё пришло в норму. Я, уже не задумываясь, восстановил запас и осмотрелся. Победа была полная.
Меня ещё раз шатнуло, уже откатом. Приступ резкой боли, сплавленной с горечью и тоской на фоне угасающего взгляда последнего врага, окатил меня с головы до ног медленной тошнотворной волной. Я несколько раз выдохнул, сконцентрировался на самовосстановлении и отрешился от реальности. Волны боли прошлись несколько раз по телу, затухая, и наконец оставили меня в покое.
Пока я занимался собой, бойцы собрали своих убитых отдельно, тяжелораненых отдельно. Всего граф потерял убитыми семнадцать человек. Ранены были все. Тяжело – восемь человек. Я подошёл к тяжелораненым, которых разместили на фурах с максимально возможными удобствами. Несколько солдат как умели перевязывали своих товарищей, но явно были в растерянности, не зная, что надо делать ещё, чтобы помочь.
Маскировка маскировкой, но оставить людей умирать я был не в силах. Выбрал самого тяжёлого. Подошёл к нему и, отобрав чистое полотно у солдата, решительно спросил: