— Мы увидели друг друга и поняли, что что-то произошло. Что-то неправильное. Но ещё больше нас поразило то, что мы увидели живого Алекса, как его обычно называла Аня.
Вот на этих словах Влад даже посмотрел на незнакомца.
— Как можно описать эмоции, которые овладевают тобой, когда ты видишь перед собой того, кто погиб несколько месяцев назад. Кого ты успел похоронить и над могилой кого ты произвёл несколько выстрелов почётного салюта. А потом сидел за столом и выпивал горькую, вспоминая всё то, что тебя связывало с покойником. Как поднимал, не чокаясь, рюмки, как смотрел на наполненную стопку, с положенным поверх куском чёрного хлеба… Ты сидишь с сослуживцами и вспоминаешь всё, что вас связывало.
А до этого ты звонишь его жене и…подбираешь слова, чтобы сказать, что Алексей не вернётся из командировки. Что он больше не обнимет ни её, ни детей. Что его тело прибудет тогда-то и тогда-то, и что церемония прощания состоится там-то и там-то, потому что мы обо всём позаботились.
Глеб замолчал. Выждал полминуты, заговорил снова.
— Мне сложно объяснить то, что произошло, поверь. Тем более, что многое произошло без моего участия. И я прекрасно понимаю тебя. Ты потерял женщину, которую любил. Ты потерял её — здесь. И ты потерял её — там. Просто прошу, попробовать понять и его тоже. Ты потерял жену, и с этим никто не спорит. И я это понимаю. Он — потерял семью. Жену, сына, дочь там, во время бомбардировки, но там он был жив. А здесь он умер, но здесь его жена и дети были живы. Здесь он умер, понимаешь?
Влад молчал. Человек, сидящий рядом, был чужим. Он был никем. Никем говорящим правильные, но такие бессмысленные для него вещи.
— И вот, он осознаёт, что он снова жив. Вчера он ещё был мёртв, а сегодня жив. Он может дышать, обонять, чувствовать… Есть только одно «но». Его семья, все те, кто для него был дорог настолько, насколько может быть дорога целая вселенная, оказались мертвы. Он — жив, а они — нет. Сгорели. Превратились в радиоактивный пепел. Вот они есть, и вот их нет. А он — жив и дышит. Понимаешь? — продолжал повторять собесебник.
Влад понимал. Понимал настолько, что готов был вопить и кричать, биться в истерике и проклинать этот мир за всю его несправедливость. А Глеб, тем временем, продолжал.
— И вот у тебя появляется шанс. Шанс всё исправить. Но есть одно маленькое условие: твои близкие будут жить, а ты — нет. Решение, которое заставит задуматься любого, не так ли?
«Да всё! Всё! Я уже понял! Не стоит продолжать! Ведь мне, мне от этого не легче! Как ты не понимаешь?! У меня не было второго шанса! Мой второй шанс оказался таким же проигрышем, как и первый!»
— Алексей сделал свой выбор. Он решил, что жизни его детей более ценны, чем его собственная. Жизни миллионов людей важнее, чем его жизнь…
— И жизнь моей жены важнее, чем жизни его детей, чем…
— …жизни миллионов людей, — перебил его пограничник. — Аля мертва. Здесь. И там. Ты помнишь? Всё равно ничего нельзя было изменить.
«Предопределённость»
— Да что ж вы за люди такие! — Влад закрыл лицо ладонями, хотелось рыдать, но слёз не было.
Глеб молчал. Влад отнял руки от лица и глубоко вздохнул.
Перед ними прошла молодая рыжеволосая женщина, вокруг которой крутился озорной мальчуган. И лица их были до боли знакомы. Знакомы по той другой вселенной, где они сидели в городских коммуникациях, спасаясь от ядерного пламени.
Женщина естественно его не узнала, лишь с легким удивлением и настороженностью взглянула на мужчину, сжимающего кулаки до белизны в костяшках.
Сейчас перед глазами Влада стояла совсем другая картина: ухоженная могила с памятником из чёрного гранита, а на нём фото Али с указанием годов жизни. Но это была не единственная надпись. Чуть ниже было вбито «…и нашему нерождённому сыну»
Его давний приятель Дима, приходил не просто так. Он приходил, чтобы проведать его и узнать как дела. И не удивительно, ведь, Влад говорил об Але в настоящем времени, и всё время ждал её возвращения и, кажется, запутался в том, где реальность, а где нет.
Упившийся до беспамятства утырок врезался в их автомобиль на перекрестке. Ему было хоть бы что, а вот Аля… Аля мучительно умирала на руках Влада.
Влад готов был рвать собственную грудь, чтобы вырвать сердце, которое всё ещё билось, чтобы можно было просто упасть на могилу Али и остаться лежать на ней. Безысходность овладела им с такой силой, что сводила его с ума. Всё, что он делал, всё, что он пережил, оказалось напрасным.
Миллионы людей, говорите?!
И только семья пограничника жила. Да, сам он был мёртв, но он-то шёл за ним не ради этого!