Барабанов встал из-за стола.
— Товарищ генерал, ужин готов, — сказал Крыжчковский. — Останетесь поужинать?
— Спасибо, мне некогда, — отрубил Барабанов и, попрощавшись, вышел. Через минуту его «виллис» отъехал от здания школы.
В ординаторской долго было тихо. Кунцевич не скрывал своих переживаний. Конечно, не совсем удобно было получать нагоняй на глазах у подчиненных, но он, видно, еще не осознал, что является нашим начальником, и остался в душе преподавателем — мягким, умеющим в спокойной форме объяснять материал, обладающим чувством юмора, но не научившимся повелевать и требовать.
Успокоившись, Кунцевич приказал составить списки всего, что необходимо батальону, а потом как бы подвел итог:
— С простудными заболеваниями надо, безусловно, кончать. В этом генерал прав!
Мы бросили на борьбу с эпидемией все силы, но она поддавалась медленно. Мне пришлось, как и многим нашим врачам, несколько раз побывать в Дерюгине в целях оказания практической помощи госпитальному взводу. Однажды я отправился туда, чтобы осмотреть прооперированного тяжелораненого офицера и навестить бывшего своего сослуживца врача Бориса Губчевского. Этот поход запомнился особо…
Раненый лежал в помещении заводоуправления, в небольшом двухэтажном здании. Туда я и направился в первую очередь. Когда оставалось до него около сотни метров, услышал выстрелы. Звякнув, вылетели стекла на первом этаже. Я побежал вперед, толкнул дверь и оказался в коридорчике, который заполнили раненые.
Попытался выяснить, что случилось. Мне молча указали на одну из палат. Заглянул туда и увидел лежащую на полу Таню Горюнову. Возле окна боролись двое. Борис Губчевский — его я узнал сразу — пытался удержать бившегося в сильном возбуждении того самого тяжелораненого офицера.
— Да помогите же! — кричал Борис. — Надо успокоить его!
В палату вбежали санитары и уложили раненого на койку, я же склонился над Татьяной.
— Я жива? — спросила она, приоткрыв глаза, и тут же пояснила, указав на офицера: — Он стрелял в меня.
Оказалось, что тяжелораненый неожиданно в бреду стал подавать какие-то строевые команды, кричал, что его атакуют гитлеровцы, а потом выхватил пистолет и стал стрелять. К счастью, в таком состоянии он не мог прицелиться. Первой вбежала в палату Таня Горюнова. Офицер выстрелил в ее сторону, и она упала, потеряв с испугу сознание.
Пистолет отобрал подоспевший Борис Губчевский, который лежал в другой палате.
Меня удивило, каким образом у раненого оказалось оружие. Позднее выяснилось, что пистолет принес офицеру кто-то из его бойцов. Он сунул под подушку командирскую сумку, в которой и находилось оружие. Пистолет был в разобранном виде, но раненому не составляло труда собрать его — за время службы движения пальцев рук были доведены до автоматизма.
Хорошо, что не случилось беды.
На следующий день командир медсанбата собрал нас на совещание и еще раз напомнил о правилах внутреннего распорядка, и прежде всего о хранении оружия.
— Вы знаете, в каком состоянии поступают к нам люди. Иные в шоке, а иные чрезмерно возбуждены. Разве можно допускать подобную бесконтрольность? Потрудитесь интересоваться, что приносят раненым их сослуживцы.
16 марта утром в медсанбат доставили сразу двенадцать раненых. Я был удивлен — ведь давно уже было тихо на передовой.
— В разведку ходили, — сообщил санинструктор, который сопровождал группу. — Троих вот пришлось с нейтралки выносить. Состояние тяжелое. Долго пролежали. Помощь всем оказана, насколько было возможно.
Бригады приемно-сортировочного взвода приступили к работе. Я же решил осмотреть тех троих, что пролежали на нейтральной полосе.
Первым на стол положили гвардии рядового Машукова. Далеко не каждого из своих пациентов удалось мне запомнить по фамилии, но этот врезался в память особо.
— Сквозное пулевое ранение левого плеча с обширным повреждением мягких тканей и плечевой кости, — прочитал Василий Мялковский в карточке, с которой прибыл солдат. Но я уже заметил более серьезные симптомы. У раненого был значительный отек плеча. Бронзовый оттенок кожи, которая как бы лоснилась, говорил о том, что налицо анаэробная инфекция.
Я отвел в сторонку находившегося в операционной Воронцова и сказал:
— Этому нужна срочная операция. Началась гангрена. Займись остальными ранеными.
Подошел Константин Кусков, поинтересовался:
— Что ты будешь делать?