Энтони тоже не удержался, подхватив смех.
– Один раз – да, но если его постоянно осаживать, доказывая, что он ошибается…
– Но он действительно городит чушь. Ты же сам это понимаешь.
– Смотри, наживёшь врага в его лице.
– Думаешь, меня это напугает?
Рендалл вскинул бровь и посмотрел на Энтони.
Теперь в его глазах не было смешинок, да и из голоса весёлые ноты испарились.
Догадаться, что послужило виной переменам в настроении Рендалла, мог даже самый недалёкий ученик, а Энтони никогда среди них не числился. Может, звёзд с неба не хватал, но старался выкладываться по максимуму, чтобы в дальнейшем оправдать доверие родителей и продолжить их начинания в деловой сфере.
Только что Энтони сказал фееричную глупость, вначале не осознав, какие именно слова произносит. Понимание пришло немногим позже, когда от беззаботности не осталось и следа, зато появилась вполне определённая напряжённость.
– Нет. Конечно, нет. Я не специально это сказал. Извини.
– Ничего страшного. Я лишь заметил, что перспектива обзавестись ещё парочкой врагов на фоне того, что у меня уже есть, не особо пугает, – хмыкнул Рендалл. – Что ж, спасибо за приятную компанию. Пожалуй, я пойду. Сегодня должны были прийти письма из университетов. Проверю, может быть, действительно что-то есть.
– Хорошо, – кивнул Энтони. – Тебе тоже спасибо за приятную компанию.
Рендалл не ответил, направившись в сторону лестницы, ведущей на первый этаж, и вскоре скрылся в толпе, во всяком случае, Энтони его из вида потерял. А, по правде говоря, не особо и следил за перемещениями одноклассника.
Они никогда не были близкими друзьями, да и приятелями, в общем-то, тоже. О дружбе из серии «их не разлить водой», вроде той, что наблюдалась в отношениях с Терренсом, речи тем более не шло. Просто так получились, что досуг свой спланировали одинаково и решили, что лучше всего тратить время получится в клубе политологов.
Поскольку все остальные члены клуба вызывали у Энтони нечто, схожее с раздражением на уровне лёгкого физического зуда, он предпочёл выбрать из всех представленных зол меньшее, попутно извлекая из общения пользу. Обсуждая с Рендаллом тот или иной вопрос, он кое-что запоминал, а потом использовал новые знания в дискуссиях. Рендалл это, несомненно, замечал, но не протестовал против применения его тезисов.
До того, как Рендалл решил посещать их заседания, Энтони откровенно мучился в окружении остальных, крайне неприятных ему учеников.
Пару раз пытался уломать Терренса на совместное посещение клуба по интересам, но тот отказался. Теперь появились хоть какие-то проблески.
Не Терренс, конечно, но тоже неплохо.
Тем более что язык был одинаково хорошо подвешен у обоих. А пользы от Рендалла было больше. Он не такой импульсивный, не такой агрессивный.
Приведи Энтони Терренса на заседание, тот бы превратил их клуб, претендующий на звание элитного, в ярмарочный балаган.
Рендалл вёл споры сдержанно, не повышая тона, и от этого только выигрывал.
Терренс мог просто встать и на всю аудиторию заявить, что одноклубники Энтони – идиоты.
Тем бы и закончился их диспут.
– Выскочки, – раздалось сзади. – Думаете, что полистали википедию, и стали гуру?
– Лейбористы, Лейтон, являются оппозиционной партией, – ехидно протянул Энтони. – Запомни хотя бы это и не позорься в следующий раз. А ещё запомни, что именно они раньше были социалистической, а позже – социально-демократической партией. И… опять же, не позорься, подумав основательно, перед тем, как вступить в спор. Что касается википедии, то ты, кажется, и её не листал. А надо бы.
Лейтон не ответил. Наверное, подавился запасенной речью.
В любом случае, Энтони это не волновало.
Он размышлял над темой доклада, который следовало подготовить к следующему занятию. Вообще-то они с Рендаллом вызвались работать в паре, так что за будущее проекта можно было не беспокоиться – оно находилось в надёжных руках. Сваливать всю работу на своего напарника Энтони не собирался, но успел неоднократно порадоваться тому, что ему так феерически повезло, и в помощниках оказался Рендалл, а не тот же Лейтон, с невозмутимым видом заявляющий, что лейбористы возглавляют правительство, а социалисты являются их основными противниками в борьбе за сердца и бюллетени избирателей.
Сообщение, пришедшее на телефон, заставило его отвлечься от размышлений о докладе и вернуться к вещам более приземлённым. Послание, как Энтони и предположил, было отправлено Терренсом. Тот написал, что хочет встретиться в беседке, конечно, если друг уже освободился и может идти, куда вздумается, а не продолжает спорить с недоумками-одноклубниками.
Времени до следующего заседания было вполне прилично – целая неделя. Энтони не сомневался, что за это время они успеют сделать с Рендаллом грандиозный проект – конфетку, одним словом – покорпев над учебными материалами в выходные, ну, или посвятив им пару вечеров в будни. При любом раскладе, можно было не торопиться особо и уделить внимание людям, которые отчаянно нуждались в компании, ну, или в бессмысленной болтовне. Как вариант, и в том, и в другом разом.
Беседку, выбранную для встречи, их компания на полном серьёзе называла своим местом. Разумеется, официально её никто за группой из четырёх человек не закреплял, никаких привилегий у них не было, но неофициально Терренс уже давно дал всем понять, что видеть там посторонних не желает. После того, как их выпуск выйдет за ворота «Чёрной орхидеи», оккупировать беседку может любой желающий, но сейчас, если туда жаждут попасть сыновья директора и их приятели, им нужно уступить.
Располагалась она в глубине сада. Такое тихое, спокойное, поразительно уединённое место. При наличии романтичного флёра в голове можно даже сказать, что там царит интимная обстановка. При отсутствии… Да просто беседка. Что ещё сказать-то?
«Что-нибудь нужно?».
«Да нет, вроде у меня всё есть».
«Отлично. Тогда скоро приду».
«Буду ждать».
Последнее сообщение Терренс сопроводил смайликом в виде сердца.
Энтони по привычке назвал Терренса больным ублюдком, тот посоветовал посмотреть в свою сторону. Это было чем-то вроде их традиции – обрывать общение, заканчивая обмен любезностями привычными фразами.
После Мишель Терренс представителей семьи Кларк в качестве объектов личного интереса не рассматривал. Его слова и сообщения несколько фривольного тона были просто-напросто манерой общения. Временами Энтони она раздражала, временами он всё происходящее воспринимал нормально, без особого всплеска эмоций.
Терренса Энтони заметил ещё на подходе к беседке. Тот сидел на столе, упираясь одной ладонью в столешницу, вторую руку он время от времени подносил к губам.
Разумеется, снова курил.
В последний год он делал это чаще обычного.
Если прежде мог более или менее длительное время обходиться без сигарет, то теперь часто смолил, наплевав на все статьи о подрывании здоровья и опасностях, поджидающих курильщиков на каждом шагу.
Энтони вообще сомневался в действенности этих статей. Кто хотел курить, тот курил. Кто не хотел, тот и не начинал. Каждый распоряжался своей жизнью по собственному усмотрению.
Закинув школьную сумку за спину, Энтони преодолел расстояние, отделявшее от беседки, помахал приветственно, заметив, что Терренс посмотрел в его сторону.
– Твои зануды сегодня снова жгли и пепелили? – поинтересовался, спрыгивая со стола и затушив окурок пальцами.
Энтони поёжился.
Его всегда передёргивало, когда Терренс это делал, а тот практиковал нечто подобное на постоянной основе. Тушил пальцами и сигареты, и пламя свечи.
На одном из уроков естественных наук сделал это в присутствии большого количества людей, и Энтони помнил, как среди зевак пошли шепотки.
Терренс даже не поморщился, только посмотрел на них удивлённо и спросил:
– Что-то не так?
Никто не ответил.
Чуть позже Энтони объяснил ему, какое именно происшествие поставило людей в тупик. Терренс предложил научить его тем же фокусам. Энтони не особо горел энтузиазмом, но попрактиковаться согласился. Несколько раз прижёг пальцы, с тех пор больше не рисковал.