— Фюить! — свистнул Носарь, — больно что-то ты, Федька, выдумываешь!
Куленок собрал на лбу складки. Нахмурился Семен Гиря. Архип ни с того ни с сего ударил палкой собачонку Никиты Цыганка, и бедная пронзительно завизжала, катаясь по земле.
— Эк, отсохни руки! — сердито сказал Цыганок. — Ну, скажи, пожалуйста, чем собака помешала?
— А не вертись на дороге! — рявкнул Архип.
— Так как же, ребята?
— Мужик дело говорит, — сказал Никола Конь.
— Знамо дело, — подтвердил Шарганчик.
Их поддержали еще несколько человек. Но тут вступил Семен Гиря. Как-то быстро сверху вниз, точно ударить кого хотел, хватив левой рукой, он крикнул:
— Это что же, коренная ломка выходит? Опять землю переминать? А кто ее унаваживал, кто корешки выдергивал?
— Десять лет пользовался, — ответил Федька. — Ну, а потом, надо же когда-нибудь по-человечески жить. До чего дошло — без серпа жнут!
— Навозь!.. Трудись!..
— Все трудимся, у всех не бог родит. Тебе просто кричать, когда тебе мягко попало…
— Мне?.. Мне мягко попало? — крикнул Гиря, придвигаясь к Федьке.
— Конешно.
Гиря опять взмахнул рукой, долгим злым взглядом посмотрел на Жиженка, и тот отвел глаза; было во взгляде Семена что-то такое, от чего смутился мужик, — казалось, уже не раз видел он этот взгляд, видел эти быстрые, прыгающие огоньки в глубине темных глаз…
— Ну, что ж вы, ребята, не поддержите, ведь я не худа желаю, — произнес он каким-то сразу упавшим голосом.
Мужики зашумели, заволновались.
— Давайте говорить толком, по душам, — продолжал Федька. — Архипу самая хорошая земля досталась, Куленка тоже не обидели, ну и другие протчие… Правду ли я говорю, ребята?
— Известно, так, — сказал кто-то из толпы. — Десять лет пользовался, теперь давай другому…
— Вот что, Федька, — угрюмо, но уже мягче начал Гиря, — а знаешь ли ты, как все это делается? Видал ли ты это? Укажи-ка мне пример!
— За примером недалеко ходить. Хоть Приселки возьми. У мужиков и корму, и хлеба, и картошки…
— Это люди говорят, а ну-ко хватись!.. Да на одного землемера твоего житья не хватит.
— Не зря газеты пишут. Вон плуги теперь у нас, сам пашет, а сначала тоже не хотели… Машины люди придумали разные, а у нас ничего нет, будто проклятые.
— Будет вам горячиться, ребята, — примиряющим тоном сказал все время молчавший Куленок. — Шесть полей, конечно, хорошо, надо спасибать Советской власти, что она мужика на дорогу выводит. Так дело разве в том? Вот у нас, например, в деревне, хоть голову разбей — ничего не выйдет. Поля, сами видите, разные — одно лешево поле, а другое шапкой закроешь. И народ, надо сказать, недружен… Я, к примеру, новую изгородь поставил, а вот у Семена открыто стоит. Какая ж польза? Не доросли мы еще, а дело это хорошее…
Послышалось несколько одобрительных голосов.
— Вот тебе и вся правда, — ехидно сказал Гиря, пристально посмотрел на Федьку и нахально улыбнулся глазами.
Вздрогнул Федька, поморщился. Опять кольнул его этот взгляд, заставил смутиться. Многие из мужиков заметили, как сменился он в лице. Потухли, трусливо притаились насмешливые огоньки в глазах Гири, он отступил на шаг и отвернулся.
— Не подеритесь, — предупредительно сказал Игнат. — Что это за деревня, как на общественное дело, так и содом… Тьфу!
Федька, еле сдерживая себя, махнул рукой и сказал тихо:
— Тряпки вы, а не мужики. Пойдемте домой, коли так.
Они пошли вместе с Шарганчиком.
— Что ты сдал больно сразу? — участливо спросил Алеха.
— А чего ради прыгать-то? Ты много ли за меня буркнул?
— Да что я один…
Федька нахмурился, шел понурив голову. Перед ним был враг — большой, изворотливый. Нужно бы с ним говорить не по-сегодняшнему, а как-то иначе. Но как?.. В былые годы крикнул бы свое «Да здравствует! Долой кулацкую гидру!» — пошумел бы, прижал противников к стенке… А теперь совсем не то. Вот хотя бы Куленок — пойди возьми его сейчас, когда он притих, присмирел, редко вступает в спор, ни с кем не ругается. «Мое дело сторона, — говорит он на сходках, — я, как лишенный голоса, прав не имею. А думается, так бы вот лучше…» Ох, хитер Куленок, хитер и зол! В голодные годы он потихоньку спекулировал мукой и маслом, построил на эти деньги новый амбар, поправил дом… На дворе у него стоит пять коров, две лошади… Знает все это Федька, но не так страшен ему Куленок или жадный Мишка Носарь, как пугает Гиря, упрямый, мстительный, отчаянный. Ни одного праздника не проходило без того, чтобы Гиря не разбил у кого-нибудь рамы, не избил бы кого из красностанцев. Он собрал вокруг себя молодых мужиков и своими безобразиями наводил страх на всю волость. Часто по зимам его компания являлась на поседки, и хулиганы избивали молодых ребят, смеялись над девушками. Некоторые из них, в том числе и Гиря, уже бывали под судом, но, отсидев месяца три в исправдоме, возвращались и опять принимались за прежние дела. Отчаянность Семена удивляла всех. Однажды Куленок, с которым Гирю связывала, кроме всего прочего, еще охота, хвастал, что он из своей «крымки»[4] за две версты достанет.