— Давай встану за рекой к сеновалу, — сказал Гиря, — и версты не будет!
— На сколько?
— На четверть горькой.
— Вставай!
Присутствовавшие при споре мужики стали отговаривать их.
— Не ваше дело, — буркнул Семен.
Он встал у сеновала. Цель была хорошо видна. Куленок не торопясь поднял ружье, крепко приложил к плечу. Целился он долго, а когда наконец спустил курок, выстрел получился такой, что все охнули, а пучок пламени, вылетевший из ствола «крымки», сиганул до полполос, обронив загоревшийся пыж.
— Ой! — вскрикнул кто-то из мужиков. — Лежит чернокожий.
Куленок начал испуганно протирать глаза.
— Где лежит? Что ты врешь, стоит, сволочь…
Гиря долго стоял как пригвожденный. Затем он повернулся и ткнул рукой около себя. Мужики побежали смотреть. Пуля пробила стену аршина на полтора выше Семеновой головы. Куленок без слов купил четверть.
Вспоминая сейчас этот случай, Федька невольно содрогнулся: такой головорез мог пойти на все, а хитрый Куленок мог натравить, подучить его… И опять видел Федька пристальный, насмешливый взгляд Гири, опять волновался и никак не мог понять — почему…
Дома было шумно. К Ваське, пришедшему из школы, собрались ребята. Играли в спектакль. Васька был за руководителя, распределял роли — Колька Игнатов должен был играть старика отца, Анюта, сестра его, невесту, Мишка, сын Семена Гири, жениха. Сам Васька ушел за переборку, служившую ему как бы суфлерской будкой, и подавал оттуда в щель реплики. Переборка служила также и кулисами. Ванька Антипин, единственный зритель, сидел среди избы на скамейке.
Федька, позабыв неудачу, смотрел на ребят, любовался расторопностью Васьки и его умением распоряжаться.
— Начинаем! — крикнул из щели Васька и ударил чем-то твердым в сковороду.
Жених вышел из-за перегородки. Но каково же было его удивление, когда, вместо готовой к игре артистки, он увидел Анюту, сидевшую на полу всю в слезах.
— Ну беда…
— Я боюсь, — сказала артистка сквозь слезы.
— Вот дура-то, ведь тебя не резать станут, — попробовал уговорить ее Васька, но ничто не могло помочь, и пришлось вызвать из публики Ваньку Антипина, чтобы он заменил невесту.
Отец с невестой сидели и ждали. Жених убежал за кулисы, просморкался там во всеуслышание и важно вошел в избу.
— Живете здорово!
— Милости просим! — ответила невеста.
— Дурак! Молчи, ты — невеста, ты не должен говорить, я скажу, — поучал невесту Колька.
Жених стоял и ждал.
— Вот, дядюшка, я приехал к тебе свататься…
Колька-дядюшка шмыгнул носом.
— Чего говорить-то? — спросил он.
— Ой, фефела! Говори чего-нибудь!
— Ну, приехал, так и ладно, — сказал Колька.
— Что, отдашь девку-то? Я купец, у тебя товар. Я жених богатый, у меня одних коров… во… шестнадцать!
— Ну вот, — послышалось из-за переборки, — эдак нигде и не бывает. Сказал тоже… Хоть бы четыре…
— У меня четыре дойных коровы, — продолжал жених, — да три быка, да семь нетелок, да две овцы…
— Ну, ну, заплел! — послышался возмущенный голос Васьки. — Столько коров, а овцы только две. У нас две коровы, а овец пятеро!
Жених сердито покосился на щель, но сдержался и стал говорить дальше:
— Два новых дома, мельница паровая о четыре толчеи[5], только мелева нет… А денег у меня четыре ста. Баня новая, с молоточка… Ну, отдай девку, чем тебе не жених?
— Не знаю, — ответил будущий тесть, — вот как Ванька…
— Да не Ванька, а Марья, фефела!
— Может, невесте жених не нравится? — важно подбоченясь, спросил Мишка.
Ванька посмотрел на него и неожиданно выпалил:
— Жених, жених, а вчера матка прутом драла.
— Тьфу, дурак! — вспылил Васька. — Тебе-то какое дело, может, и тебя драли!
Совершенно сконфуженный жених повернулся и стал смотреть куда-то в сторону.
— Ну вот все и испортил, ворона, — ворчал Васька, выходя в избу. — Давайте играть другое. Я буду председателем сельсовета, а вы приходите ко мне с налогом.