Игорь принял решение остаться в Оптиной Пустыни. Ему пришлось выехать в Москву для того, чтобы рассчитаться с миром: на это ушло всего лишь две недели. 15 сентября он встал на колени перед матерью… «Я, конечно, знала, что сын собирается в монастырь, – вспоминает Анна Михайловна, – но и секунды не думала, что это всерьез. И вот настал день, когда сын опустился передо мной на колени – слезы в глазах, а он меня молит: „Мама, благо слови меня в монастырь“»… После отъезда сына она все время плакала. Однажды видела сон, – будто раздался звонок в дверь, и она, подумав, что вернулся сын, бросилась открывать, увидела за дверью старого монаха и захлопнула дверь… Вскоре снова раздался звонок, Анна Михайловна открыла, опять ожидая увидеть сына, но увидела незнакомую женщину со сложенными на груди руками – как для причастия… Ей смутно почудилось, что она видела ее на иконах. И тут она осторожно затворила дверь. Она не поняла, что все это означает…
17 октября 1988 года Игорь прибыл в Оптину Пустынь уже не на время. Вместе с другими рабочими и послушниками он был по селен в общей келье в монастыре, а потом переведен в Скит, в хибарку преподобного Амвросия, на половину, где и жил старец. В этот день он записал: «Пришел в монастырь. Преподобный отче Амвросие, моли Бога о мне!» Еще года не прошло с того времени, как обитель была возвращена Церкви. Шли усиленные труды по восстановлению келий и храмов. Скит был возвращен не весь – только Святые врата с двумя примыкающими к нему домиками: один бывший старцев, другой – скитоначальников. На остальной территории располагался филиал Калужского краеведческого музея, находились дома и хозяйства мирских семей.
Из домика старцев Игорь ходил на послушания. Это были ночные дежурства на вахте, разгрузка кирпича, переборка картофеля, работа в иконной лавке, в гостинице… Он имел большую физическую силу и трудился усердно. Но уже тогда он удивлял своим высоким духовным устроением. Иеромонах Д. вспоминает: «Около пяти лет мне посчастливилось прожить рядом с о. Василием, а это был удивительный человек. Помню, зимой 1988–1989 года мы жили вместе в хибарке старца Амвросия. И хотя я был послушником, потом иноком, а он простым паломником, но уже тогда я чувствовал его духовное превосходство и особую духовную красоту… Он был сугубо монашеского устроения… Ему бы, как и о. Ферапонту и о. Трофиму – в Оптину столетней давности, ибо духом они были оттуда».
Келья старцев много говорила Игорю. Вспомним, как старец Нектарий оставлял какого-нибудь паломника в одиночестве, в ком нате, где живет и не исчезнет никогда благодатный дух великих на ставников и прозорливцев. И как много она говорила чуткой верующей душе! Вот пишет Игорь в своем дневнике 3 января 1989 года: «Свято-Введенская обитель, Оптина Пустынь достоблаженная, присно уповающая на милость Богоматери, на брегах реки, те кущей в живот вечный, взрастила чудное древо старчества и уподобилася еси граду, сошедшему с небес, идеже Богобитает с человеки, отымая от очей их всякую слезу, темже возликуем, братие, Христа Царя и Бога нашего воспоим и Владычицу мира Пречистую Деву восславим, яко дарова нам пристанище во спасение и наставников – отцев преподобных».
В Скиту, в домике великих старцев, будущий мученик за Христа продолжил писание церковнославянских поэтических текстов, в основном называя их стихирами. Уже по первым пробам, где церковнославянский язык еще не всегда правилен, видно, что это произведения многообещающие, созданные от сердца, вдохновленного верой в Бога. Талант церковного песнописца – явление редкое, и он, несомненно, был у о. Василия. Он и сам, вероятно, чувствовал это, так как его стихиры со дня на день становились и многочисленнее, и богаче.
17 ноября 1988 года Игорь записал: «Икона Казанской Божией Матери и икона преподобного Амвросия источали миро. Матерь Божия, укрепи нас! Старец святый, заступись за обитель!» На его глазах и при его участии из руин восставала обитель – в прошлом заштатная, ныне ставропигиальная. Ее священноархимандрит – Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II – благословил братию Казанской иконой Божией Матери, некогда изъятой богоборцами у оптинцев.
Красота места, на котором располагается Оптина Пустынь, многими и в прошлом отмечавшаяся как имеющая неизреченную одухотворенность, навела и о. Василия на мысль о «словесности сотворенного», почерпнутую у святителей Иоанна Златоуста и Григория Богослова. «Все создано было Словом, – пишет Игорь, – и человеку, который уподобляется Слову, т. е. Христу, открывается словесная природа. Св. Амвросий куда бы ни взглянул, что бы ни услышал, везде находил эту словесность, потому он и говорил притчами, присказками и рифмами… Мир, сотворенный Словом, есть огромная Книга, Книга Жизни. Но читать ее может лишь тот, кто смотрит в нее чистым оком и чистым сердцем. Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для ис правления, для наставления в праведности (2 Тим. 3, 16). Это сказано о Священном Писании, но то же самое можно сказать и о со творенном мире, ибо и это – Писание, и оно начертано великой десницей Святой Троицы».