— Конечно, услышим! — перебил меня профессор. — Сейчас уже созданы десятки наблюдательных пунктов и у нас и за границей. Даже если птеранодон погиб, что ему и полагалось сделать еще миллионы лет назад, труп его все равно будет найден.
Наш экзамен превратился в мирную беседу. Я (а не профессор) задавая вопросы, и он отвечал мне.
Наконец, я задал ему самый трудный для меня вопрос: «Можно ли видеть в наши дни события, происшедшие около ста миллионов лет назад, можно ли видеть мираж далекого прошлого?»
Профессор, улыбнувшись, сказал, что на этот вопрос он не может ответить абсолютно точно. Скорее всего никакого миража не было. Просто автор тетради когда-нибудь видел рисунок плезиозавра, и какой-нибудь предмет у скалы натолкнул его на сновидение, связанное с гибелью ящера. Северное сияние, может быть, он видел на самом деле, и во сне разные впечатления переплелись в странном сочетании.
— Но вы не унывайте, — добавил он, — наука быстро движется вперед, и, возможно, на наших глазах будут разработаны новые методы исследований, которые, как через лупу времени, осветят нам тайны далекого прошлого Земли. А, может быть, на вашу долю и выпадет высокая честь найти эти методы.
Я, как мог, защищал идею миража. «Ведь нам удалось найти в костях ящеров и в горных породах этой эпохи цирконий-90. Значит, облучение было.
— Все ясно, батенька, — сказал он. — Молодо-зелено. Еще не проходили гидрогеологии — науки о земных водах. На четвертом курсе вам расскажут, что подземные воды могут принести и отложить в породах и цирконий-90, и вообще все, что хотите.
Но я уже не слушал профессора, Я начал говорить о своей гипотезе, построенной во время ночевок у костра, и высказал заветные думы о перехвате преломленных лучей, отраженных от какой-нибудь очень далекой планеты. Улавливая такие отражения, мы когда-нибудь сможем научиться восстанавливать картины прошлых геологических эпох.
Я увлекся и напомнил профессору о повести Ефремова «Тени минувшего». Там рассказывается о том, как природа сама себя фотографировала и как герой повести научился находить и воспроизводить эти фотографии. Правда, это фантастика, но какое-то рациональное зерно в ней есть. Может быть, мой Семенов видел такую же фотографию. А может быть, события далекого прошлого могут запечатлеться в каких-нибудь органических остатках, например, в глазных тканях животного? Эти остатки каким-то образом оказались на поверхности, луч света прошел через окаменевшую, но сохранившуюся прозрачную ткань, и Семенов как бы видел событие прошлого глазами давно умершего ящера. Ведь говорят, что в глазах покойника сохраняется то, что он видел в последнее мгновение перед смертью.
Может быть…
Но тут я заметил, что профессор, глядя на меня, щурит глаза в иронической улыбке. Что же это я говорю! Опять, что ли, двойку захотел? Ведь сейчас он скажет: «Э, батенька, да вы опять ударились в ересь», — и конец.
Рука профессора потянулась к зачетке. Я замер. Но что это? Я увидел, что по курсу палеонтологии он мне ставит пятерку.
— Только вы не очень радуйтесь, — заметил профессор. — Не вы первый все это выдумали. Был у меня когда-то студент, такой же фантаст, как вы. И тоже сначала провалил экзамен. Так он, батенька, мне очень-очень похожие вещи говорил. Помню, он еще научно-фантастический роман писать собирался. Даже начинал… Была у него тетрадь в клеенчатом переплете…
— Позвольте, — я вздрогнул от внезапной мысли. — Какая тетрадь? Уж не эта ли?
Я бросился к портфелю и достал тетрадь. Ту самую тетрадь, автором которой я считал краеведа Семенова.
Профессор повертел ее в руках, полистал и хмыкнул:
— Та самая. Да, вот, батенька, как бывает. Как его звали, студента-то? Кажется, Андрей? Да, Андрей — Андрей Семенов.
Мне все стало ясно. Так вот почему так смеялся над нами Андрей! Вот почему он допытывался, с чего это мы роем на этом самом месте. Он же был в Тургае на практике — сам об этом говорил — и, конечно, знал, что в этих слоях могут быть кости ящеров. А Петр Федорович Семенов — это его отец, он писал свой роман от его имени. Никакого миража не было! Все выдумал Андрей. И ничего не сказал. Ну, попадись он мне теперь! Какими же мы были дураками!
Наверное, у меня был очень расстроенный вид, потому что профессор подошел ко мне, взял за рукав и успокоительно заговорил:
— Ну, ну, батенька, не огорчайтесь! В конце концов, он ведь только выдумал. А вы же и собрали интересный материал. А между прочим, как она к вам попала, эта тетрадь?
И мне пришлось начать все сначала.