— Наверное, в Масляху идёте или в Столбоуху? — грызя неподдатливый курт, продолжал приставать Степан. — Торговать или просто так?
— Вот любопытный ты!
В сердцах алтаец стал выбивать трубку, сердито стуча ею о торец полена.
— Всё бы тебе надо знать, хотя и пацан. Предки наши тут охотились, тут похоронили. Пришли навестить. Ты гуляешь, мы гуляем, и никто нам не указ.
— А-а, могилки, значит.
— Могилки, какие могилки! Раньше хоронили — ставили избушки умершим, или просто на столбах в колоде, теперь и следа нет от них. Духи усопших тут везде! — Алтаец протянул руки к огню и стал быстро их потирать.
— Жарко, а вы руки греете, — не выдержал любопытный Егор.
— Зачем греть? Разве не знаешь, огонь очищает! — И, видя, что никто из ребят его не понял, добавил: — Огонь снимает всё плохое и прогоняет злых духов.
«Удобный случай, чтобы понять верования алтайцев». — Стёпа решил выяснить некоторые мучившие его вопросы и, показывая на Холзун, спросил:
— Хан Алтай?
Старший, наконец, улыбнулся:
— Зачем Алтай-хан, у нас теперь Бурхат-хан есть. — И начал спокойно пояснять: — Вы, русские, молитесь человеку, а кто такой человек? Песчинка по сравнению с горами. Мы молимся, глядя на вершину горы. Гора и есть Бурхат-хан. Небо — Бурхат-хан, река Бурхат-хан. Разве сравнится с ними человек?
— Я слышал, что тут, в горах, зарыты подземные клады, — продолжал Стёпа. — Это правда? Кто-нибудь их видел, эти клады?
— В наших горах всюду подземные сокровища, — назидательно сказал до сих пор молчавший младший алтаец, — но их охраняет злой дух Эрлик, и их брать нельзя. Кто видел, кто нашёл, тех никого нет в живых, — совершенно ровным голосом продолжал он. — Все уходят под землю. И вам там ходить не надо.
— Уходят под землю — проваливаются, что ли? Там что, дырки есть, подземные пустоты, пещеры? — делая вид, что ни о чём не знает, допытывался Стёпа.
— Я же говорю: там обитают злые духи, и никому не положено о них знать. И не только люди — животные тоже исчезают. Был — и нету, а куда делся, никто сказать не может. Ушли в подземное царство. Эрлик скушал или сами ушли — какая разница. Так рассказывают старые люди. Говорят, есть пещеры, но кто их видел, давно померли. А вы дальше куда пойдёте? — вдруг спросил он, возможно, для того, чтобы переменить тему разговора.
— Здесь невдалеке заночуем, да и назад, — соврал Степан.
— Дальше не ходите, там нехорошее место.
— А что, шайтаны утащат? — не без усмешки спросил Агафон.
— Жескарнаки или аламасты, а может, и сам Эрлик. У нас легенда есть, что там, в верховьях Хаир-Кумына, утопли девушки, и духи их до сих пор там обитают. За ними гнались злые люди, и девушки, чтобы не даться им в руки, бросились в реку и утонули. Место то называется Девичьи Затоны.
— Верно, там под водопадами есть глубокие омуты — что твои ямы, однако, больше пяти метров будет, — подтвердил Агафон, — и вода такая прозрачная, что всё дно видно, и как хайрузы ходят, тоже всё на виду. А если удишь, надо прятаться, чтобы рыба тебя не видела.
— Тоже мне скажешь! — слова Агафона не понравились Егору. — Человек тебе легенду рассказывает, а ты про хайрюзов!
— И на Холзун не ходи, — продолжал алтаец, — нечего вам там делать. Бывало не раз, люди с него не возвращались, а куда делись, никто не знает. Там даже стражи поставлены для охраны, каменные.
— Да, мы их видели, а кто их поставил?
— Кто поставил, никто теперь не знает. Они всегда стояли. И ни трогать, ни спрашивать о них нельзя.
— Это почему же? — возмутился Агафон. — Я здесь родился и вырос, и мои деды здесь жили. Я историю хочу знать, а вы — «нельзя»!
— Вы, белые люди, могилы наших предков копаете, землю портите, руду роете, всё разворотили, плохо всё делаете, — сердито ответил пожилой. — Раньше было всё — зверь и птица, — а теперь что? Тьфу, пусто!
Алтаец сплюнул:
— Ни охоты, ни красоты. А дальше что будет?
На том и расстались, но когда уходили, Стёпа оглянулся и увидел, как алтаец чем-то белым мазал рот откуда-то взявшегося деревянного божка.
«Успел вытащить из кармана и умасливает салом, — догадался он, и, поделившись этим с друзьями, предположил: — Это что-то вроде жертвоприношения. Они же язычники.
Роман согласился, добавив к сказанному братом:
— Жертвоприношение бескровное и безобидное, а ведь у многих древних верований бывали и человеческие жертвоприношения. Едва ли не все народы через это прошли. Бормотал же он что-то про какого-то Эрлика, кушавшего людей. А ведь алтайцы правы, — подвёл он итог, — цивилизация не одну пользу приносит, а природе — явный вред.