— Вот теперь разводите огонь — посмотрим, что будет.
Заработали меха с поддувалом, температура должна быть выше тысячи градусов, и вот чудо — вместо зелёных и синих окислов меди потёк чистый металл. Так был налажен выпуск меди в России из уральской и алтайской медной руды. Вот, а вы говорите, что чуди нет! А кто же секреты хранил, как не чудь? — закончил свой рассказ Фемистокл.
— А что за порошок подсыпал этот мастеровой? — спросил Стёпа.
— Окись минерала барита, — ответил Фома, — но это химия, а я не слишком в этом деле силён. Вернее, совсем не силён.
— Фома, вот вы сказали, что вода промыла все эти подземелья, а где же она сейчас? Лишь капель да кое-где небольшие ручейки.
— Это верно, — согласился Фемистокл, — но ведь вода стремится вниз. Промыла себе другие галереи и там шурует себе нижним этажом под нами. Но туда лучше не спускаться. Сплошной ледяной душ, надо по воде брести, а кое-где и вплавь придётся пускаться.
— А где-то на поверхность выходит эта подземная вода?
— А как же — две реки начинаются в Уймоне от подземных источников, Там и озёра есть, и реки, а где их истоки, бывает трудно понять. Часть под землёй пробивается, снаружи не видно. Чтобы разобраться и понять, надо специальные исследования проводить. Вот в Пиренеях, во Франции, Испании — там с помощью красителей выясняли, где и куда подземные источники идут. Это всё непросто.
— Вы, Фома, я смотрю, поднаторели в этих делах. Как это вы всё знаете?
— Я же говорю: я сам горняк, хотя и кустарь. Но имейте в виду, вовсе не одиночка, у нас всегда существовала своего рода артель, и мы мастерство передавали по наследству. Кроме того, древней металлургией и горным делом я и сам с малолетства интересовался, а многое мне передали деды наши. Я подземный житель, мне сам Бог велел это знать. А если честно, я же здесь вырос, ещё мальчиком меня отец натаскивал по этим подземным ходам. Здесь ведь, не будешь знать, — заблудиться можно. Это же подземный город, для всех таинственный и неизведанный, а для меня он как дом родной. Хотя, наверное, я чересчур расхвалился. Тайны и для меня здесь ещё остаются.
«Очень странное совпадение, — опять подумалось Роману, — ведь о подземном городе говорил ещё Максим».
То же самое вспомнилось и остальным ребятам, а Стёпа прямо спросил:
— Получается, здесь целый подземный город, и в нём, наверное, чудес полно.
— Город — не город, а подземный лабиринт, и чудес в нём хватает, — согласился Фемистокл, — я не слишком всё это афиширую, вернее, совсем не афиширую. Наоборот, можно сказать, держу в секрете. Иначе пойдут ватагами, замусорят, пограбят. Наш народ ведь такой — после нас хоть потоп.
— А что, кроме вас, никто не знает об этом подземелье? — спросил Егор. — Во всё это трудно поверить.
— Кстати, где-то есть ещё входы и выходы? — заметил Роман. — Чувствуется, что воздух циркулирует, тяга есть.
— Вы правы, — отвечал их новый знакомый. — В нашей деревушке почти все знают об этих подземных ходах, но стараются не говорить о них, тем более посторонним. Боже упаси! И, кстати, пользуются ими, можно сказать, испокон веков, хотя и редко, и не все. Я же говорю: на то мы и чудь. Понемножку скребём золотую жилу. Не жадничаем, все понимают, что голову терять тут нельзя, и болтать лишнего тоже не надо.
— Чудеса, в это верится с трудом, — признался Роман, — человеческой натуре присущи жадность и корысть. Неужели не находятся среди вас такие, чтобы развернуться, разбогатеть?
— А вот как хочешь, так и понимай. Выходит, не нашлось. В царское время боялись лихих людей. Узнают про золото — убьют. В революцию богатых ставили к стенке, в тридцатых за лишнюю коровёнку посылали на лесоразработки, а то и просто кончали. Отучили жить богато — люди богатства боялись. А вот понемножку, горстку, щепотку золотого песка скребли время от времени. Так, чтобы с голоду не умереть. Так и в годы войны выживали. Правда, почти все мужчины на фронте были, половина не вернулась. А те, кто в деревне оставался, делились с семьями фронтовиков. Как-никак, а песочек помогал. А теперь-то нас, чудиков то есть, раз-два и обчёлся. Поразъехались по городам. Я, да ещё трое в нашей деревне остались. Тех, которые могут робить. Последние из могикан, держатели тайны.
— Вы, я смотрю, Фома, не очень весело настроены. А тут ещё мы внедрились в ваш подземный город и в ваши секреты.
— Вы-то что! Вот рудник откроют, даже два — тогда другое дело. Тогда нам нечего будет здесь делать. Полиметаллы и железо будут добывать, а для нас это будет крах! Но я думаю, какое-то время ещё продержимся, — сам себя попытался он успокоить. — Раньше чем через три-пять лет не развернутся. И мне не нравится ваша штольня, — продолжал Фома, — смотрю я на неё и думаю, что выдаст она нас с головой, стоит только увидеть её знающему человеку. Надо бы её ликвидировать. То есть не саму штольню, а вход. Чело, так сказать. Завалить или хотя бы замаскировать. А выход другой, причём с вашей стороны, я вам покажу.