— Ах, вот что ты ждёшь: живопись людей каменного века! По-твоему, все троглодиты были художниками и разрисовывали стены? Но это совсем не так. Древняя живопись — это большая редкость, даже редчайшая. Насколько мне известно, такие рисунки только и найдены в пещере Альтамира на Пиренеях в Испании, да вроде бы где-то в Африке. У нас есть наскальные изображения, так называемые петроглифы, но они датируются более поздними периодами. Бронзовым, железным веком, к тому же все они на поверхности, выбиты или процарапаны на камне. Человек, как вылез из пещеры, так больше туда не возвращался. Разве что в землянки, — добавил он, усмехнувшись.
— Всё равно интересно посмотреть и представить себя на их месте, — настаивал Агафон. — Как жили-выживали.
— Жили грязно, в антисанитарных условиях. Да это вы и сами можете представить, зная, что у древнего человека ничего не было из предметов быта. Ни посуды, ни одежды. Спали на кучах хвороста, на соломе, укрывались звериными шкурами, из них и одежду делали. Можно ещё пофантазировать, представить — это не так уж трудно, но не очень приятно. Одним словом, обитали в логовах. Что было хорошего — огонь. Возле него грелись, спасались от холода. Наверное, берегли, хотя тут неясно, возможно, умели его и добывать. А так — сплошные проблемы, проблемы выживания. Где найти пищу, как спасаться от холода, от хищников, от болезней.
— А по какому признаку вы находите жилые пещеры? Как определяете, где жилая, а где нет?
— Самым примитивным образом. Себя ставлю на их место. Что у них было, что можно найти? Почти ничего. Никаких металлических предметов, никакой керамики, ничего этого не было — ещё не изобрели. Было дерево — оно не сохраняется, — кость, обломки камня. Огонь! Надо искать его следы.
— А что оставляет огонь, кроме сажи и закопчённых стен?
— Угольки, кусочки древесного угля! Как ни странно, они могут сохраняться тысячелетиями. Вот их и надо искать. Разумеется, кроме каменных ножей, наконечников копий и стрел, каменных топоров и мотыг. Костёр жгли у входа, чтобы не задохнуться от дыма.
— Ага, сидели, грелись и мясо жарили. Мамонтовое.
— Если бы! Я думаю, они всегда голодные были, а уж когда удавалось добыть какого зверя, то за раз его тут же и съедали. Как волки. Их жизнь и была похожа на жизнь диких зверей и висела на волоске — как говорится, на грани выживания. И сколько погибало, сколько выживало — одному Богу известно. Мне представляется, что выживал один из десяти. И опять, что значит «выживал»? До какого возраста? Логично думать, что надо считать до возраста, когда человек может оставить потомство, то есть до двадцати — двадцати пяти лет. Иначе популяция вымрет.
— Так мало?
— Что поделаешь, жизнь была слишком суровой. Видимо, отдельные индивидуумы доживали до преклонного возраста, но я думаю, их было очень мало. Систематические голодовки, войны, болезни, эпидемии… Кое-где существовала вынужденная традиция освобождаться от ненужных членов общества.
— Убивали?
— Возможно, не убивали, а оставляли на умирание. Изгоняли. Немощных и нахлебников содержать было невмоготу.
— Это одно и то же.
— Что поделаешь, в мире так устроено: главное — сохранить популяцию, род, племя, чтобы оно продолжалось. Например, у хищных птиц, когда наступает голод, съедают самого слабого птенца в гнезде.
— Что, и у человека так было?
— Гоша, ты задаёшь вопрос, на который сам можешь ответить не хуже меня. Здесь можно только гадать. Некоторые исследователи считают, что у древних людей каннибализм был в норме. Ты сам знаешь, что он имел место даже в совсем недалёком прошлом. В любом случае пища, тем более белковая, у человека каменного века была драгоценностью, и он не пренебрегал любой. Сам подумай: вот в нашем суровом климате, чем питался древний человек зимой? Корешками сыт не будешь, даже трава — и та под снегом. Мамонта, оленя попробуй добыть. Если и загонят какого, то это бывает очень редкой такая удача. Вот лось выживает за счёт прутняка. Ивовый молодняк, бывает, подчистую выгрызает. А что человеку остаётся делать, чтобы зимой не умереть от голода? Наверняка и человечинку ели.
— Да, романтики мало.
— О романтике и говорить нечего. Романтика есть только у писателей, изображающих жизнь древних людей. Без романтики никто книгу читать не будет.
— Честно говоря, у меня как-то и интерес к этим троглодитам поуменьшился, — признался Егор. — Больно всё грубо и жестоко.
Роман, до сих пор не принимавший участия в разговоре, не выдержав, наконец, вмешался:
— Жизнь вообще груба и жестока. Это и есть дарвиновская теория эволюции и происхождения видов: слабый погибает, выживает сильнейший. Он же и оставляет потомство, и так из поколения в поколение совершенствуется вид, всё более приспосабливаясь к существованию. Так древний человек совершенствовался, пока не превратился в гомо сапиенс — человека разумного.