— Да, мы тут разглагольствуем, а живы ли ребята? — вздохнул Пётр Иванович.
— Осталось совсем чуть-чуть, немного потерпите, — успокаивал Афанасий. — А ребятам вашим ничего не сделалось. Люди, бывает, голодают и больше, а вода у них есть.
— Насчёт воды: лучше бы её поменьше было, — продолжал сетовать Пётр Иванович. — Но как вы, Фома, догадались? Десятки похожих плит, и вдруг нашли единственную, нужную.
— Очень просто. Я сразу догадался, что это сделал человек. А раз так, то каким бы он способом мог перекрыть воронку?
— Ну, сделав настил из деревьев, сверху земля.
— Ненадёжно и более трудоёмко. Надо валить деревья, а попробуйте это сделать тупым, примитивным топором! Пилы-то у них не было. А тут готовые плиты, и есть десяток человеческих сил. Какую бы вы выбрали плиту?
— Ясно: ту, что полегче, — не задумываясь отвечал Пётр Иванович.
— Вот и я так же подумал. Выбрал потоньше, что под силу перетащить руками семи — десяти крепких мужиков. Оказалось, что угадал. Тут уж просто повезло.
— И правда, просто, — развёл руками Пётр Иванович. — Уму непостижимо! Что бы мы без вас делали?
— Нужда заставит — до всего дойдёте, — спокойно отвечал Фемистокл. — Древнему человеку тоже приходилось соображать, думать, чтобы выжить.
— Нет-нет, вы гений! — воскликнул Пётр Иванович. — Дайте, я пожму вашу руку.
— Руку мне не жалко, но ведь мы пока ещё не вызволили ваших ребят.
— Да-да, конечно, но будем надеяться на удачу. Вот и Станислава надо расцеловать. Теодолитный ход оказался верным. Станислав, дайте я вас обниму!
— Тихо, есть сигнал снизу, — объявил Афанасий. — Игорь, Артём, дело за вами, — обратился он к своим товарищам. — Действуйте предельно осторожно. Давайте и я подключусь к подъёму.
Верёвка цеплялась за выступы каменных стен, мелкие каменные осколки с шорохом и звоном летели вниз и осыпали поднимающегося. Минут через пятнадцать усиленного труда из воронки показалась голова в каске.
— Егор, это ты? — не скрывая волнения, воскликнул Роман.
— А вы думали, троглодит? Я собственной персоной, а кто же ещё? — тихим голосом отвечал спасённый Егорша. — Вы тут греетесь на солнышке, а мы совсем замёрзли и три дня не евши. Есть тут у вас что пожрать?
— А как там Степан? — с тревогой и дрожью в голосе спросил Пётр Иванович.
— Стёпа заказал, чтобы к его выходу нажарили шашлыков. И я бы тоже не отказался.
— Должны вас разочаровать, — вставил Афанасий без тени сочувствия, — вам теперь с жидкого супчика надо начинать. После голодовки-то.
Через полчаса вызволили Степана.
— Отец, это ты? — удивлённо спросил он, щурясь от яркого света и оглядываясь. — Да вас тут много, — ещё более изумился он.
— Все, все, сынок, здесь по вашим с Егором персонам. Я и мать кое-как отговорил — хотела тоже сюда добираться. Наделали вы, ребята, всем хлопот!
— А какое нынче число?
— Ты ещё не очухался, а спрашиваешь зачем-то число! — удивился Агафон.
— Как это зачем?! Мне пятого сдавать экзамен. Я же абитуриент!
— Успеешь, сегодня только двадцать пятое июля. Месяц-то не забыл? — подал голос Роман.
— Слава богу, успею. Я же сидел там — боялся, что опоздаю на вступительные экзамены.
— Один вы уже прошли, и хорошо, что он закончился благополучно, — тихо сказал ему Фома.
— Ага, за битого двух небитых дают! — обрадовался Егор.
Расставание
Новое утро настало тихое и безмолвное, без птичьего пения и щебета, всегда смолкающего в преддверии августа. Притихшая природа как нельзя лучше гармонировала с настроением обитателей лесного лагеря. Вчерашняя праздничная атмосфера сменилась деловой обстановкой и приготовлениями к возвращению домой. Спасатели во главе с Афанасием были в приподнятом настроении, довольные окончанием работ. Наоборот, нотка грусти поселилась у искателей приключений. А тут ещё прилетела иссиня-чёрная птица кедровка и давай оглушительно кричать на всех скрипучим, дребезжащим голосом.
— Да отвяжись ты! — сердито прикрикнул на неё Гоша, но она и не думала отставать, продолжая чему-то сердито возмущаться.
— Жадная она — боится, что будем собирать её шишки, — то ли в шутку, то ли всерьёз сказал Егор и добавил, невесело обращаясь к надоедливой птице: — Да не долдонь ты, шишки ещё не поспели, зелёные!
Никто не откликнулся на слова Егора. Не говорили и о предстоящем расставании, но у каждого в душе таилась лёгкая печаль разлуки. Даже Пётр Иванович, успевший привязаться ко всем и особенно сошедшийся с Фемистоклом, всё повторял, что все здесь стали ему родными. Он долго, но безуспешно уговаривал всех заглянуть к нему на пасеку в Большой Речке, чтобы отведать свежего медку, но все заторопились домой. Фома уже примерял свою котомку на плечах, готовясь отправиться к себе в Уймон, а Пётр Иванович всё никак не отходил от него, жалея, что надо расставаться. Тут же толпились ребята, едва ли не заглядывая ему в глаза и наперебой стараясь пожать ему руки.