— А вон, барин, гляди, видишь озеро? Сверху-то оно всё на виду. А где озеро, слева его и арашан. Теперь-то, почитай, совсем близко. Может, повезёт, калмаки там стоят. Молока, мяса покушаем.
— В любом случае здесь будем стоять несколько дней, пока я не сделаю свою работу, — ответствовал Геблер, даже в мыслях не помышлявший изменять своему плану.
— Воля ваша, — отвечал проводник, — была бы погода и провизия для людей, и корм лошадям.
Нет, не оправдались надежды старосты и работяг, приданных экспедиции. Берег озера был пустынен. На озере плавали гагары и, похоже, не обращали внимания на людей. От построенной джунгарами деревянной кумирни остались лишь головешки на каменном фундаменте, тут же торчали шесты с развешенными конскими хвостами, а ветви ближних деревьев были украшены лоскутами и разноцветными тряпочками, стояли шалаши, сооружённые страждущими исцеления.
Нет сомнения в том, что об источниках давно знали местные жители, буддисты по вероисповеданию, ойраты, казахи, о чём свидетельствовали небольшие бассейны, обложенные каменными глыбами, а один из них обделан деревянным срубом.
Сопровождающие Геблера люди — бергалы из бывших крестьян, — довольные, что закончился трудный переход, тут же кинулись собирать дрова для костра, а Геблер, не откладывая, начал осмотр источников, по ходу производя необходимые замеры. Главное, надо было взять пробы минеральной воды, довезти её хотя бы до Зыряновска, чтобы сделать простейший анализ.
Чёрные тучи неслись низко-низко, закрывая верхушки ближних гор. Надо было спасаться от холода и моросящего дождя в поставленной рабочими палатке. Да, это был не Карлсбаден и не Карловы Вары. Но выходило солнце, и всё сияло чистой красотой, что бывает только в горах.
Геблер замерил температуру ключей, оказавшейся в пределах 30–40º, взял пробу минеральных вод и составил их описание. Первый химический анализ, сделанный в примитивных условиях в посёлке Зыряновский Рудник, показал наличие в воде углекислоты и солей натрия и магнезии. Дальнейшие исследования показали их аналогию с водами знаменитых курортов Европы, в том числе и Карлсбадена.
Назад до Зыряновска Геблер добрался, сплавившись из Коробихи на плоту по Бухтарме.
Всю зиму Геблер думал о новом сезоне, мечтая заняться обследованием Белухи. Увиденная им панорама исполинской горы не давала покоя. Вид с юга грандиозен, а какова она с севера и можно ли оттуда подобраться к ней? Никто из исследователей-путешественников и рудознатцев не видел её с обратной стороны. Даже Бунге, опытный путешественник, стоя на Катуни у слияния с ней Чуи, гадал, какая из снежных гор может быть Белухой, хотя на самом деле он видел совсем другие горы. Другое дело — местные жители, особенно охотники, исходившие все горы и самые глухие уголки Алтая. Проводники уверяли Геблера, что увидеть обратную сторону Белухи можно со стороны реки Ак-Кем. Это и наметил сделать Геблер в следующем сезоне 1834 года. Он же поставил перед собой несколько задач, в том числе, кроме исследования наиболее высокой части Алтая во главе с Белухой, изучать фауну и флору.
На этот год Геблер наметил совсем другой маршрут, намереваясь по долине Катуни, через загадочный Уймон, поселения катунских каменщиков, пробраться к Белухе с северной стороны. А начал он свой путь опять же из Зыряновска в тележке по долине реки Хаир-Кумын, как раньше называли Хамир. Название это переводили с алтайского языка как «быстрый, молодой парень».
Дорога до Бухтармы шла лугом, по которому текла, прихотливо извиваясь, речка Берёзовка, заросшая кустами тала и смородины. В небе кружили белого цвета хищные луни, несколько раз взлетали журавли. Вот и Бухтарма — одна из знаменитых рек Алтая. С любопытством взирал Геблер на стремительные воды, несущиеся с неведомых снежных вершин. Поросшие лиственным лесом берега были пологи и удобны для подъезда, над рекой со стоном летали кулики-перевозчики. «Да, здесь всюду тополь», — отметил про себя Геблер. Вот и пеньки от срубленных деревьев, из которых местные жители делают лодки, похожие на индейские пирóги. На двух таких лодках ему предстояло переправиться на другой берег вместе с сопровождавшими его людьми.
— Долбёжка из тополя? — зная местное название лодок, спросил он лодочника — хмурого мужика, стоявшего в деревянном челне и опиравшегося на длинный шест.
— Нет, ваше благородие, лодка из тала. — И, не дожидаясь вопроса, пояснил: — Из тала долблёнка лучше: крепче и служит дольше. А что до тала, так он растёт здесь всюду, хотя и реже, чем тополь. Однако, барин, ты не думай, что всё так просто. Всё топором излажено, и большое мастерство требуется, чтобы её сделать. Потому беречь такую лодку надо: смолить, сушить, вытаскивая на берег, иначе сгниёт, от воды и сырости пропадёт.