— Собирались сегодня. Вот сейчас посмотрим раскопки и пойдём на автостанцию.
— Так зачем, поедем вместе, у меня «газик». Дорога-то есть?
— Есть, хотя и плохая.
— Вот видите, как хорошо всё получилось? — сказал Борис Васильевич и, не глядя на секретаршу, протягивающую ему бумаги, решительно направился к выходу.
— Так, я вижу, все в сборе — едем, не откладывая, на место. А ты, Василий Кузьмич, командуй, — обратился он к начальнику участка, — да предупреди Мартыныча, чтобы поосторожнее действовал, Знаешь, как говорят, опытный экскаваторщик ковшом может гвозди забивать. Пусть метровый слой снимает, а дальше только вручную. Мужики как, готовы?
— Да вот же они стоят с лопатами.
— Вот и хорошо, приступайте.
И, не дожидаясь указаний своего подчинённого, закричал экскаваторщику:
— Мартыныч, копай ювелирно, чтобы ни гу-гу!
— Да не беспокойтесь, Борис Васильевич, всё будет сделано первый сорт.
Громадный экскаватор ожил, заскрипел, ковш пришёл в движение, и через час работы приступили к копке рабочие с лопатами. Через какие-то полчаса лопаты глухо стукнулись о кирпич. Это всех озадачило: почему не дерево? Расчистили — оказалось что-то вроде склепа, в котором и стоял гроб.
— Листвяк, — признал рабочий, опустившийся на колени. — Должно всё сохраниться.
Гроб был из почерневших досок с бронзовыми, литыми ручками.
— Своя работа, — определил рабочий, — местное литьё.
Открыли крышку, рассыпавшуюся на полусгнившие доски. Все молча столпились вокруг могилы.
— Важный чин, — произнёс кто-то из присутствующих, а другой добавил: — В мундире, как военный, и со шпагой.
— Да, так было положено: все имели чины, по образцу военных, — снова сказал первый голос. — Хотя исправник — это полицейский чин, но они в то время представляли собой власть.
Когда все отхлынули, Надя с замиранием сердца и чуть не дрожа от ужаса, тоже заглянула в гроб. Там лежал страшный мертвец в истлевшем мундире, на котором можно было разглядеть ордена и даже шпагу на боку. Пугающе жутким был взгляд пустых глазниц на жёлтом черепе.
Рабочий санэпидемстанции торопливо заворачивал в бумагу перечисляемые музейшиками предметы.
— Не забудьте составить перечень забранных артефактов, — напомнил Борис Васильевич и вдруг, наклонившись, с удивлением произнёс: — А шпага-то, похоже, серебряная! Да, так оно и есть. Не заржавела, хотя и изрядно потускнела. А что, — продолжал он, — Колывано-Воскресенские заводы чеканили свою монету, серебра было навалом — чего им стоило втихаря от Петербурга изготовить такую вот дорогую игрушку? Так что, смотрю, недаром вы, Наталья Борисовна, приезжали к нам. Ценный экспонат, — добавил он, садясь в свой легковой «газик».
Начальник уехал, но до конца дня разрыли и другие могилы — видимо, служителей церкви. К сожалению, не так аккуратно, но предметов нашлось там ещё больше. Кроме останков ряс и одежды были медальоны, называемые панагией, и ещё какие-то блестящие знаки, ни наименования, ни назначения которых никто из присутствующих не знал. Ребятам же запомнилась обувка — штиблеты, видимо, когда-то хорошего качества, с подошвами из нескольких слоёв кожи. Вылезший, чтобы посмотреть на диковинную обувь, экскаваторщик Мартыныч важно и удивлённо произнёс, качая головой:
— Надо же, это для чего столько слоёв? Для скрипа или для гибкости, чтобы легче ходить?
А Станислав, бывший тут же, в задумчивости сказал:
— Где-то здесь похоронен и священник Соколов, и его дочь, разбившаяся при падении с лошади. Но теперь ничего не узнаешь, где их могила. В советское время порушили все надгробия. А ведь ещё француз Ламартин сказал: «На прахе умерших покоится Родина», а у нас повсюду кладбища превратили в парки. Хотя, может быть, это и не самый худший вариант. Сейчас не хотят вспоминать, как год назад чуть ли не посреди карьера раскопали нигде не отмеченное старинное кладбище, о котором не знали даже старожилы города. Из забоев вываливались человеческие кости, сыпалась чёрная труха от сопревших гробов, локоны рыжеволосых красавиц свисали с глиняных откосов. Черепа лежали, разбросанные по полю. Конечно, это было кощунством, но быстро всё кончилось — кладбище-то было небольшое. Это сейчас Борис Васильевич принял меры — выкопанные останки будут захоронены по-человечески.
Егорка
Подхоз, пасеки — всего-то мальчишек и девчонок в школе интерната наберётся полсотни. Все наперечёт, все знают друг друга, но на вкус, на цвет товарищей нет. Кучковались по интересам. К братьям Дементьевым льнули ребята из классов помладше: Егорка и Агафон.