Самым сложным оказалось закрепить ремни шурупами, пробуравленными так, чтобы не ослабить лыжу.
— Пятки, пятки, делайте покрепче упор для пяток, — подсказал отец, — в гору пойдёте — на что ноги будут опираться? На задники — на них пускайте ремни покрепче.
Когда это сделали, мелкими гвоздиками прибили полоски шкур.
— Вот вам и голова лося, — резюмировал Пётр Иванович. — Голова без ног не бывает, а ноги в дело пошли.
Волки
На масленицу отца схватил радикулит. Да и как от него уберечься, когда дел по хозяйству невпроворот и всё на улице, на морозе? Лежал, ворчал, не давая покоя жене.
— Марфа, Прасковье-то твоей нынче юбилей.
— Знаю без тебя, пятьдесят стукнуло. Ну и что?
— Подарок надо отвезти. Поздравление.
— Куда уж тебе, лежи лучше!
— А я вот что думаю: ребят надо послать. Они и отвезут. Дождёмся из школы — тогда уж поговорим.
— Вот ещё! Тебе бы всё на ребят переложить! И так дома почти не бывают.
— Это ничего, мать. Им это только в удовольствие — побывать у тётки. Прокатиться на лошадке. Запрягут нашего Карьку, а то уже застоялся. Одна польза и ребятам будет, и лошадке. Мигом доскачут по весеннему накату.
Марфа промолчала, понимая, что муж прав. Но и отпускать детей не хотелось. В субботу школьников, как обычно, отпустили рано, и после обеда все уже собрались дома. Пётр Иванович правильно рассудил, мальчики с удовольствием приняли предложение отца, но Надюшку мать не отпустила — пусть лучше по дому помогает.
Пока собирались, время уже к вечеру.
— Куда ж на ночь-то глядя? — сокрушалась Марфа. — Говорят, волки появились в наших краях, а ты детей одних отправляешь!
— Какие там волки! — возразил Пётр Иванович. — Отродясь здесь их не бывало. Что им тут делать, в снегу, что ли, барахтаться?
— В снегу или нет, а бродят ночами по дорогам, из Путиновской женщина рассказывала. Видели их, и не раз. Собак в Путиновской у многих уже переловили. Лоси, бывает, на дорогу выходят, а это приманка.
Пётр Иванович усмехнулся.
— Сколько слышу рассказов про волков — ни один не подтвердился, что волки на людей нападают. Сказки всё это. Прасковья-то рада будет племянникам, да и куфейку ты для чего шила? Я вот бадейку мёда приготовил.
— Да мы уже не дети, поди, взрослые. Проскочим за милую душу, — отвечал за обоих Стёпа. — А что до волков — так мы можем и ружьё прихватить.
Обоим не терпелось отправиться в дорогу.
— Долго не задерживайтесь, переночуете и сразу домой, — напутствовала Марфа.
Подъехали к Хамиру — уже стемнело. Дальше дорога наезженная. Дело к весне, прикатанный снег — что катушка, сани сами катятся. И коняжка весело бежит. Застоялся Карька — рад промяться. В санях-розвальнях сена навалено, тулуп прихватили. Мороз ядрёный, под тридцать, а ребятам жарко, и от коня пар идёт.
— Рома, дай, я поправлю, — попросил Стёпа, — а ты подремать можешь.
Рома только рад предложению брата. Всё-таки сегодня, пока из школы добирались, по морозцу хорошо прогулялись, а после этого всегда в сон клонит.
— На, держи. Смотри не урони, чтобы вожжи под ноги коня не попали. Да не засни!
— Вот ещё, не впервой! Чего уж там учить.
Тихо в зимнем лесу, да ещё и ночью. Молодая луна, хотя и не ярко, но светит. По сторонам заиндевелый лес. Берёзы, пихты.
— Стёпа, а Стёп, помнишь, отец нам читал рассказ, называется «Чук и Гек»?
— Ещё бы не помнить — мне тогда, наверное, было лет шесть, а что в раннем детстве запомнилось, то уж навсегда.
— Так вот, похоже, это про наши места Аркадий Гайдар написал.
— С чего это ты взял?
— Смотри: зимняя тайга, ночь, тишина, как сейчас у нас. Мороз, заваленная снегом избушка, а из окошка на заснеженный лес льётся тусклый свет. Правда, похоже на наш дом? И даже геологи у нас стоят — всё как в рассказе.
Рома закутался в тулуп, на сене мягко и травой хорошо пахнет. Задремал, и снится ему, что плывёт по Хамиру на лодке. Плыл, плыл — и вдруг стоп! Напоролся на камень? Сон как рукой сняло. Мерцает лунный свет, и сани стоят на месте.
— Стёпа, ты чего встал?
Степан молчит, и Карька замер как вкопанный.
— Почему не едем, заснул, что ли?
— Погоди ты, ничего я не заснул. Карька что-то почуял. Встал так, что я чуть кубарем не свалился. Н-но-о! — прикрикнул он, дёргая вожжами. Карька только уши прижал, переступил ногами и ни с места.
— Видишь, чего-то испугался конь.
— Чего бы это, дорога пустая.
— Чего-чего! Волков почуял!