— Это они с вами так поступают, а мой дрозд сам перепугался больше, чем я! — огрызнулся Егор. — Взвизгнул от страха да поскорее драпанул.
Роман колдовал над кастрюлькой, Стёпа таскал сучья, подкидывал их в огонь, а Егорка лежал на траве, растянувшись во всю длину, смотрел на огонь, красные языки которого пожирали дрова.
Но комары, комары… отмахиваясь от несносных насекомых, все сгрудились вокруг костра, но и тут было не слишком комфортно — дым разъедал глаза.
Напившись чаю, все заторопились забраться в самодельную палатку, сшитую коллективно из клеёнок и простыней.
Даже сквозь тряпичные стены было слышно, как зло и натужно ныли таёжные мучители, пытаясь пробиться в любую щелку. Утомлённые, все лежали на пихтовых лапах, прислушиваясь к звукам извне. Странно звучала эта музыка ночи. Наплывая, она громко охала и стонала, откатываясь, замирала и становилась еле слышной. Уже с ленцой щёлкали соловьи, где-то в стороне заунывно трещал козодой. Далёкие крики кукушек, сливаясь в один общий гул, отражались в глухой стене хвойного леса и звучали то ли как гулкое эхо, то ли как протяжный, надрывный стон. И вдруг в этот ритмичный и негромкий хор ворвался резкий, трескучий звук. Какое-то механическое дребезжание, словно по гигантской струне провели большой деревянной гребёнкой: «Вж-ж-ж!»
— Дрозд, — определил Агафон, — только он так кричит трескучим, противным голосом.
— Скажешь тоже! — не согласился Егор. — Если бы это был дрозд, то величиной он должен быть не меньше хорошей утки! Голосок-то о-го-го!
Сквозь марлевое окошко было видно, как чёрной тенью в ночном небе пронеслась крупная птица и уселась на пенёк. Силуэтом чётко рисовались короткое туловище и длинный клюв. Птица встрепенулась и оглушительно заверещала, затрещала, словно дребезжа расщеплённым деревом. Загадочный лесной колдун.
— Явно кулик, — своё слово сказал Роман. — Бекас или дупель, а вот какой именно, не знаю.
Птица помолчала, потом снова раздались оглушительные скрежещущие, скрипучие звуки: «Чжив-чжив-чжив!»
Кулик взмыл вверх, откуда-то со стороны показался другой. С новой силой, теперь уже дуэтом завизжали, затрещали дьявольские, оглушительные трели. К первым двум присоединялись всё новые и новые птицы. Начался какой-то колдовской лесной концерт. Дребезжание, скрипы, жужжание, и всё на разные голоса. Что творилось за палаткой? Огромными летучими мышами то ли дупели, то ли бекасы то взмывали вверх, то с вибрирующим воем реактивного снаряда пикировали вниз. Одни носились в воздухе, другие, опустившись в кусты, продолжали кричать на земле, и эти трескучие, сверлящие звуки напоминали то ли трескотню аиста клювом, то ли трели озёрных лягух. Стояла глухая ночь, во мраке пихт и кустов уже не видно было ничего, а представление продолжалось.
Оглушённые и искусанные несносными кровопийцами, напрасно ребята всматривались в темноту в желании хотя бы ещё раз узреть на фоне звёздного неба длинноклювый силуэт ночного колдуна. В этой какофонии очень громких, не птичьих, а каких-то механически-колдовских ночных звуков едва прослушивались отдалённые голоса кукушек. Охрипнув за день, они уже не куковали, а хохотали голосами истериков: «Ку-ку… ха-ха-ха!»
Долго ли, нет, продолжалась, то затихая, то возобновляясь, эта чертовская лесная музыка, потом всё смолкло, дав путешественникам вздремнуть.
Как говорится, в июне заря с зарёю сходятся. Стало рассветать, снова запели соловьи и закричали кукушки. Выглянуло солнце, и уже ничто не напоминало о ночном разгуле длинноносых лесных существ.
Часть 2. Таёжные рудознатцы
Кто-то крикнул:
— Кто хочет в пещеру?
Оказалось, что хотят все. Достали свечи и сейчас же все пустились наперебой карабкаться в гору. Вход в пещеру был довольно высоко на склоне горы и походил на букву «А». Тяжёлая дубовая дверь никогда не запиралась. Внутри была небольшая пещера, холодная, как погреб, со стенами из прочного известняка, которые были возведены самой природой и усеяны каплями влаги, словно холодным потом.
Марк Твен. Приключения Тома Сойера
Максим
Утром Роман будил невыспавшихся и изъеденных комарами друзей:
— Хватит дрыхнуть, быстро умываться и вперёд!
— Все это ваши лесные колдуны! — ворчал Егорка. — Из-за них и глаза не открываются. Веки разбухли, слиплись, как на клею.
— Водичкой, водичкой промывай! — смеясь, советовал Стёпа. — В Тегереке вода ледниковая, целебная — как рукой снимет все твои хвори.