— Мы на вашей стороне. Шахт и гор из отвалов мы не хотим.
— Не хотим, а ведь бурят со всех сторон. И уран ищут, и железо, и свинец, и лес рубят безбожно. Как только бедная тайга терпит! Вот, посмотрите, — вдруг переменил он тему разговора, — оляпка купается, а потом ныряет. Я могу до бесконечности смотреть на неё. Природа — вот наша главная ценность. Лес, горы, птички, зверушки, воздух. Вот вся эта красота кругом. Да, знаете, я вам ещё много чего не рассказал. Я же тут выдру к себе приручил.
— Выдру? — поразился Роман. — Её же сейчас и встретишь редко.
— Вот редко, а ко мне она чуть ли не каждый день приплывает. Я, когда рыбачу, обязательно оставляю ей рыбёшку. Хариуса, естественно. И она приплывает ко мне. Сама или по моему свистку. Это сейчас её нет — вас боится. А вот норку не приветствую. Зря её завезли к нам. Наглая, везде лезет, и, боюсь, она может вытеснить ту же выдру и подчистую сожрать всё, что гнездится на земле. Да, вот барсука местного знаю, — добавил он через некоторое время. — Правда, дружбу с ним не могу пока завести. Недоверчивый он. И, между прочим, совершенно правильно делает, что не доверяет. Я тут в лесу много чего увидел интересного — впору хоть книгу пиши о жизни зверей. В общем, это большая тема, а я, кажется, заговорился.
— Говорите, говорите, нам это очень интересно, — торопливо сказал Гоша, — мы и сами наблюдаем, где что у нас живёт.
— Да, — вспомнил вдруг Максим, переменив тему разговора, — а что там у вас слышно о шпане, что бродит здесь по тайге?
— Болтают разное, — за всех ответил Роман, — у кого-то корову зарезали, теперь уже им же или ему приписывают убийство, что было прошлой осенью на белках. А в общем, никто ничего не знает. Вот ещё старика-пасечника мёртвого обнаружили на дальней пасеке в Черновой. А сам ли умер или убили — неясно.
— Я ведь почему спрашиваю, — продолжил Максим, — тревожно становится, хотя трусом себя не считаю. На той неделе было. Человек замаячил невдалеке. Здесь это редко бывает. Я его окликнул, а он мелькнул и исчез. Странно это. В тайге ведь как: если встретились два человека, надо обязательно поздороваться, показаться. А тут какие-то прятки. Это всегда настораживает. Хотя я сам отшельник, но убегать — это слишком. Вы, кстати, где собираетесь ночевать? А то можете у меня. У меня тут убежище есть. Правда, не очень надёжное. Можно сказать, избушка на курьих ножках. Где подгнило, где протекает, но я человек такой, что и без комфорта могу обходиться. Знаете, что такое геолог-полевик? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Это человек, который может довольствоваться самым малым. Вечно голодный, замёрзший, промокший под дождём. В еде, в жилье — сплошной аскетизм. Отсюда далековато до моей фазенды, но у меня тут поблизости есть временные убежища, например на случай дождя. Тут недалеко есть грот-пещера в скале. Холодновато, правда, в ней, как в холодильнике. Но какое-никакое, а укрытие.
Река там как в каменной трубе. Ревёт, грохочет, зажатая скалами. А вот если река разбухла от таяния снега в горах или от дождя, тогда можно переждать — переночевать, дождавшись спада воды. Ждать, бывает, приходится долго. Или рисковать, чтобы перебрести. Сколько так людей погибло! Да, а сейчас куда вы держите путь?
— На Холзун идём, — ответил Роман. — Сначала поднимемся в верховья Нарымки, а там дальше через Холзун, если позволит погода и будет время, на Катунь спустимся.
— Ну, с богом! Там, рядом, где будете проходить, в верховьях Талового Тургусуна геологи-разведчики работали, кое-что нашли, я имею в виду руду. Свалы называются. Это верхушки месторождения, а что дальше, внизу — неизвестно. А вернётесь — приходите, ещё поговорим. Или вместе поищем подземный город. Я тут у вас собираюсь быть до конца сентября — середины октября. Смотря как погода позволит. Искать лучше поздней осенью или весной, когда трава пожухнет и обнажится земля. А сейчас в наших травяных дебрях ни закопушку, ни отвал не найдёшь. Так что я вас приглашаю. Пошаримся, как говорят сибиряки. Ну как? Это же приключение — первый класс!
— Мы не против, но в сентябре начинается учёба. Вот если бы в августе, нам бы подошло.
— Приходите в августе, лучше в конце месяца. Кстати, — оживился Максим, — когда будете спускаться с Холзуна, поклонитесь могиле геолога Петца. Памятник стоит на правом берегу реки Банной, она же Хаир-Кумин северный, тёзка нашего Хамира. Вы обязательно будете проходить мимо и найдёте его — это каменная пирамида, правда, сильно разрушенная. Это был талантливый геолог, подававший большие надежды, любимец Семёнова-Тянь-Шанского. Погиб совсем молодым в 1908 году во время переправы через реку. Тогда алтайские заводы практически остановились из-за истощения рудников. Искали новые месторождения — вот Петц и делал геологические съёмки. А мне кажется, что он и хотел попасть в вершину нашего Хамира, прогнозируя там то самое месторождение, которое я подозреваю и о котором рассказываю. Вот не повезло ему: жизнь свою отдал, а тайна месторождения так и осталась нераскрытой.