На Чудскую копь выбрались в полном составе. Дорога неблизкая, а снег глубок, без ночёвки не обойтись.
— Гоша, а ведь пасека-то тебе знакомая, — напомнил Роман.
— Говоришь так, будто я не знаю!
Знакомый Роману пчеловод на самой дальней пасеке у Логоухи встретил друзей на крыльце:
— Никак, мужики, за гусями притопали?
— А что, дядя Финоген, неужто Агафона признали? Тогда ж темно было!
— Как не признать, мы же не в городе живём, а в лесу каждый человек на виду, все наперечёт. В тайге всё видно, и земля слухом полнится. Ну проходите, чай набродились по снегу-то.
— А не жалко тогда гусей было?
— Вот ещё скажешь! Мы тогда с женой порадовались, что мальчонка живой и здоровый домой возвернулся.
— Так вот он, перед вами стоит.
Роман вытолкнул Агафона напоказ.
— Да я уж и так признал. Как тогда гуси, хороши ли были? Раздевайтесь, отдыхайте, пока моя Марья вам лапшу с гусятиной приготовит.
Утром вышли не так рано, как бы хотелось, но хозяева не выпустили, пока не накормили в дорогу.
Дальше, в верховьях Хамира, и летом редко встретишь человека, а зимой и тем более — полное безлюдье. Белая пустыня, где тишину нарушают лишь редкий щебет синиц, стук дятла да звонкий крик ворона, возвращающегося с кормёжки близ человеческого жилья. Тяжко брести по рыхлому глубокому снегу, прокладывая лыжню, — шли попеременке, сменяя друг друга. Лыжи хотя и широкие, а проваливаются по колено. Терпи, казак, атаманом будешь!
— Гляди-ка, и водопад на реке замёрз!
От брызг поверх воды образовался ледяной панцирь, река под ним шурует, и кое-где темнеют незамерзающие полыньи. Среди ослепительно белых снегов эти полосы живой воды кажутся чёрными. Но что за зверёк выскочил на береговой припай? Почти чёрный, быстрый, размером с кошку. На миг остановился, уставив усатую мордочку на людей, и снова нырнул под снег.
— Так это же норка! — признал Егор. — Для неё, что вода, что снег — везде пройдёт, будто и нет никакого препятствия.
Шаг, ещё шаг; глотая морозный воздух, Роман упорно буровил снег; говорить не хотелось, но мысли одна за другой теснились в голове. Что за чудеса и как так вышло, что проложенная человеком выработка вдруг сменилась подземной полостью естественного происхождения? И эта медведица, что пыталась устроить берлогу в штольне: оставила ли она её в покое и не устроила ли в ней своё логово? Любопытство, уверенность в том, что эти вопросы они наконец разрешат, придавали силы.
Следом, сосредоточенно и настойчиво сражаясь со снегом, молча шли остальные, и лишь Агафон то и дело комментировал происходящее вокруг или развивал фантазии, рождавшиеся у него в голове. Его прервал Степан, напомнив про зимние опасности гор:
— Глядите, как снег на горе блестит! Лавиноопасный участок.
Егор возразил:
— Нам он не грозит — слишком далеко до нас.
— Ты плохо знаешь коварство оплывин. Бывает, так ударит, что на противоположный склон вылетит. Правда, Рома?
Роман промолчал, но вспомнился ему давний эпизод из раннего детства, когда ещё жили на Юзгалихе. Он, школьник второго класса, учился тогда в начальной школе в Подхозе. От дома всего пара километров, но по пути на горе висит снег, в любую минуту готовый свалиться на голову. Чтобы не ходить каждый день и не подвергаться опасности, жил там в чужой семье — как говорил отец, «в людях». Но ведь раз в неделю, в воскресенье, как не побывать мальчишке дома! Было раз, пришёл за ним отец в большой снегопад, по-местному «кить». Говорит: «Подождём, сынок, чую, вот-вот свалится оплывина. А тут самое опасное место, как бы нам под неё не попасть!» Снег рыхлый, как пух, и навалило свежего выше колен. И вот стоят они, смотрят, как струйками то там, то там стекают по склону снежные ручейки. Дом совсем близко, слышно, как взлаивает Трезорка, — видно, мать вышла покормить его. И идти-то всего ничего, а вот поди-ка какая незадача! Отец всё притоптывал и говорил: «Бывает, оплывина сорвётся от упавшего с ветки кома снега или от того, что громко чихнул». И тут что-то зашуршало на горе, и снег с шипением помчался на них. В ту же секунду резко ударила волна упругого воздуха, дыхание перехватило, лицо забила снежная пыль, и какая-то слепая чудовищная сила чуть не сбила их с ног. Лёгкие забивала сухая снежная пыль, Роман чувствовал, что задыхается. И вдруг всё стихло и остановилось. К счастью, оплывина прошла мимо, хотя и совсем рядом, и не задела их. Маленький Рома говорит: «Теперь идём, папа, оплывина прошла». А отец ему: «Погодим ещё чуток — как бы следом и вторая не жахнула». И верно, всё опять повторилось. Одна лавина упала на другую. Ещё немного подождали, и отец говорит: «Вот теперь можно. Я пройду, а ты жди, когда я тебе сигнал дам, — не дай бог, как бы третья не пошла. А уж тогда иди скоро, не останавливайся». Рома шёл по оплывине и удивлялся: свежий снег мягкий да рыхлый, а тут лежал твёрдый, что твой бетон.