Потом она убирала подарок в узелок, узелок прятала на дно сундука, сундук запирала ключиком, а ключик вешала на шею, опуская его под платье, на грудь.
Не могла Зарнигяр забыть его. Однажды не вытерпела и спросила у матери, когда они рядом легли спать и потушили лампу:
- Откуда был тот парень, мама, кто он?
- Какой парень, пусть перейдут ко мне твои горести?
- Ну тот, который подарил мне келагай. Он правда наш родственник?
- Если ты говоришь о том парне, который победил тогда на скачках, то да, он наш дальний родственник со стороны твоего отца.
- Но он же не здешний, из какого-то дальнего села, как он мог оказаться нашим родственником?
- Весь наш род переехал в эти места издалека, с верховий Куры, из села Гейтепе.
- А зачем мы оттуда уехали?
- Зачем тебе знать? Это длинная и давнишняя история.
- Мало ли зачем? Интересно. Расскажи. Все равно не отстану. Расскажи.
Тогда мать рассказала, что покойный дед сделал что-то такое, от чего разгорелась кровная вражда. В конце концов деду надоело враждовать, он уложил в арбу весь свой скарб, посадил туда жену, детей и навсегда покинул село.
- Так вот, Джахандар-ага, который подарил тебе келагай, наш родственник по линии этого деда. Но, конечно, далекий родственник, закончила мать свой рассказ. Через год после происшедших событий приехали сваты. Они получили согласие. Произошло обручение, и вскоре сыграли свадьбу. Зарнигяр стала женой Джахандар-аги, ее стали звать Зарнигяр-ханум.
... Теперь Зарнигяр-ханум смотрит в окно, в темную ночь и вспоминает эту свадьбу, словно она была вчера. Гуляли три дня и три ночи. Потом к дому подъехал фаэтон с колокольчиками. Наступили минуты прощания Зарнигяр с родным селом, с родным домом, с родными людьми. Братья едва не плакали. Им было жалко молодую и любимую единственную сестру. Зарнигяр, обнимая их, плакала, не стесняясь слез, - женщине плакать не позорно. Невесту вывели из дому. По обычаю кто-то выкрикнул:
- Пусть невеста танцует. Без танца не выпустим из села!
Однако старший брат, который больше всех любил свою сестренку, заупрямился:
- Моя сестра не будет танцевать на своей свадьбе.
Начался спор. Около дома парни уступили, перешепнувшись:
- Ладно. Как только выедут на большую дорогу, остановим свадебный поезд, и все равно она у нас затанцует.
Старший брат услышал перешептывание парней. Он сказал:
- Я заряжу винтовку и буду сидеть на крыше нашего дома. Посмотрим, у кого хватит смелости заставить танцевать мою сестру.
Выехав на шоссе, свадебный поезд действительно остановился. Колокольчики замолчали. Зурначей заставили спуститься из фаэтона на землю. Послышалась танцевальная мелодия. В этот же миг над людьми просвистели одна за другой три пули. Все обернулись в сторону села. Даже невеста приоткрыла свою фату. На крыше дома, широко расставив ноги, стоял старший брат Зарнигяр, в руках у него дымила винтовка.
Нашелся в толпе мудрый человек, который образумил упрямых парней.
- Вы затеяли игру - кто кого переупрямит. Разве не видите, что ему не по вкусу ваше требование. Нехорошо, если на свадьбе прольется кровь.
Колокольчики снова зазвенели. Поезд тронулся, навсегда увозя молодую девушку Зарнигяр, важную госпожу Зарнигяр-ханум. Тогда Зарнигяр было шестнадцать лет, а теперь уж ей тридцать шесть. Теперь она сама стала матерью троих взрослых детей. Муж всегда любил ее и ласково называл "Заррим-заррим".
Что же такое случилось вдруг? Почему его сердце отвернулось от нее? Кто-нибудь заговорил его, поглядел дурным глазом? Или, может быть, его помазали волчьим жиром?
Да обрушит аллах кровлю дома того недруга, который позавидовал счастью Зарнигяр-ханум. Пусть попадет ему в глаз ветка гранатового дерева!
За окном резко, порывисто подул ветер. Жестяной таз, висевший на гвозде, вбитом в столб, сорвался и, гремя, покатился по двору. В курятнике тревожно закричали куры. Копна сена опрокинулась. Ветер тотчас разметал ее в клочья и погнал к забору.
Зарнигяр-ханум видела все это, но она не сдвинулась с места. "А! Пусть аллах перевернет вверх дном все на свете, пусть всех развеет, как это сено!" - прошептала про себя Зарнигяр-ханум. На том месте, где недавно горел костер, показались раздуваемые ветром угли. Еще один порыв ветра, и в темноте замелькали искры. Они поднялись над землей и закружились в воздухе.
"Чтобы не разогнуть им спины. Только и знают, что есть и спать. Даже костер не потушили как следует. Вот сейчас искры попадут на сено, и начнется пожар".
Увидев опасность, Зарнигяр-ханум встала и пошла к двери. Злость злостью, но чтобы все ее добро сгорело в огне, этого она не хотела. Одно дело сказать: "А, пусть аллах перевернет вверх дном все на свете", а другое дело, когда дом и вправду может сгореть.
Зарнигяр-ханум вышла во двор. Она собиралась растолкать слуг и велеть им потушить остатки костра. Но когда она проходила мимо комнаты мужа, то невольно заглянула в окно. Там царил желтоватый полумрак, фитиль тридцатилинейной лампы был сильно привернут. По середине комнаты черным кругом лежала тень от самой лампы. По краям и углам можно было разглядеть стулья и тахту. На тахте спал муж Зарнигяр-ханум Джахандар-ага. Он спал на спине, широко откинув правую руку. На руке уютно и мирно спала Мелек. Бедной хозяйке дома показалось, что столбы, подпирающие веранду, закачались и рухнули, потолок обвалился и в глазах потемнело. Может быть, ей и лучше было бы сейчас, чтобы все рухнуло и все провалилось сквозь землю. Она забыла и ветер, и костер, и опасность. Кое-как цепляясь руками за стену и волоча ноги, она уползла к себе в комнату.
"Господи, ослеп ты, что ли? Зачем ты дал мне видеть это? Чем я прогневила тебя, каким грехом я заслужила эти черные дни?!"
5
Узнав об исчезновении Мелек, Аллахяр тотчас собрался в путь. Ему не хотелось, чтобы хозяин караван-сарая и дружки по картежной игре начали расспрашивать, что и как. Для мужчины мало завидного в том, что у него пропала жена. Поэтому Аллахяр не стал распространяться о причинах внезапного отъезда.
- Хватит, погулял. Дома стоят все дела, - коротко объяснил он.
Ему привели коня. Пока три дня хозяин гулял с друзьями и картежничал конь досыта наелся овса, выстоялся и теперь грыз удила, косил бешеными глазами и норовил укусить тех, кто подходил слишком близко. Аллахяр проверил всю сбрую, заплатил конюху и вскочил в седло. Почувствовав всадника, конь вскинул голову и заржал. Аллахяр направил коня к выходу из караван-сарая сквозь лабиринт фургонов, арб, лошадей, мулов, ослов.
Сначала он думал, что нигде не будет задерживаться и сразу поскачет домой из этого маленького волостного городка. Но на первой же улице он услышал крики зазывал и приказчиков:
"Эй, покупатели! Скоро вечер, уберем все товары. Эй, подходи-покупай, перед вечером дешевле. Есть душистые пряности, есть отборный рис, есть сушеные ереванские абрикосы, все что угодно вашей душе найдете у нас.
Эй, подходи, покупай!"
Аллахяр вспомнил про пустой хурджин, привязанный сзади к седлу, и придержал коня. Он медленно поехал вдоль улицы под тенью высоких чинар, выстроившихся по бокам двумя рядами. Вдоль тротуаров были прорыты небольшие арыки. Прохладная вода текла по ним и омывала корни деревьев. Вся улица с обеих сторон сплошь состояла из одних магазинов.
На чинарах свили себе гнезда бесчисленные вороны. Владельцы магазинов и приказчики делали все, чтобы прогнать и отвадить этих ворон, но те, словно нарочно стремясь переупрямить людей, обсиживали деревья, беспрерывно галдели, порой шумно взлетали и кружились над одноэтажными домами городка, над черепичными крышами, а потом снова спускались на ветви чинар около своих гнезд. Что ни делали владельцы магазинов и приказчики, тротуары перед магазинами всегда были грязны от этих птиц. Два, а то и три раза в день тротуары поливали водой, подметали и чистили. Некоторые сами брались за совок и метлу, другие нанимали для этого мальчишек, давая им кое-какую мелочь.