Элль и сама слышала тарахтящий где-то неподалеку звук двигателя. Она снова нырнула в автомобиль, схватила сумочку и достала из нее зеркальце. Из зеркала на нее взглянула молодая белокурая женщина с серо-зелеными глазами и озорной улыбкой на губах.
— Ты самая счастливая, — шепнула Элль своему отражению и подмигнула.
— Ты с кем там разговариваешь? — раздался голос мужа. Джереми вышел из машины и стоял возле капота.
Элль вернула зеркальце в сумочку, щелкнула замком.
— Ну и слух у тебя. Прямо-таки страшно становится. Ты трактор, наверное, за десять километров услышал.
Она вышла наконец из «Ситроена», на секунду задумалась и сбросила босоножки. Но тут же пожалела об этом. Дорога вся была усеяна мелкими острыми камешками, больно впивавшимися в подошвы.
— Караул, — жалобно сказала Элль.
Джереми обогнул машину и подошел к ней. Его джинсы были уже закатаны до колен.
— Ага… — протянул он. — Больно?
— Больно, — созналась Элль.
Джереми наклонился и поднял ее на руки.
— А так?
— А так — нет, — сказала Элль, обнимая мужа за шею.
Джереми понес ее к реке. Элль замерла в его объятиях, пораженная тишиной, стоявшей вокруг. Ни шум речной воды, ни бесконечное трещание кузнечиков в придорожной траве, ни шептание травы в редких порывах слабого ветерка — ничто не могло нарушить полного покоя, царившего здесь.
Все звуки только дополняли его — и не более. Даже трактор-невидимка, тарахтевший, но так еще и не появившийся на глаза.
Джереми вошел в воду, сделал несколько шагов и остановился.
— Как мелко, — произнес он. — Здесь едва по щиколотку и, похоже, глубже не будет.
— Отпусти меня, — потребовала Элль.
— Ты уверена, что хочешь этого?
Элль задумалась. Тут явно таилась какая-то каверза.
— О чем ты?
— Я бы рекомендовал сначала попробовать воду, — ответил Джереми.
Элль взглянула вниз. Быстро текущая вода образовала маленькие буруны вокруг щиколоток мужа. Солнечные блики прыгали по поверхности воды и по крупной окатанной гальке, устилавшей близкое дно.
— Опускай, — рискнула Элль.
— Ну как знаешь, — вздохнул Джереми.
Вода оказалась не просто холодной — она обжигала. Элль громко взвизгнула и прыгнула на мужа. Джереми подхватил ее на лету, покачнулся, но устоял на ногах. Элль вцепилась в его плечи и перевела дыхание.
— Ну и как? — поинтересовался он.
— Бррр… — Элль передернула плечами. — Как ты в ней стоишь?
— Я сам не понимаю как, — признался Джереми. — Мне кажется, что я вот-вот рухну.
— Эй-эй-эй… Не вздумай!
— Ладно, — рассмеялся Джереми. — Тогда потопали на бережок.
И потопал, высоко задирая колени и с силой опуская ноги в воду. Брызги летели выше головы. Элль визжала и колотила кулаками по груди мужа. Джереми хохотал. Элль не выдержала и засмеялась сама.
— Ты медведь, — сказала она уже на берегу. — У вас в Канаде водятся медведи?
— Да. Гризли.
Джереми присел возле воды, зачерпнул ладонями горсть и умылся. Глядя на мужа, Элль опять зябко передернула плечами.
— Хорошо! — сказал Джереми.
— А какие они, гризли?
— Большие. Такие, как я.
Эль наморщила нос.
— Хвастун.
Джереми поднялся, сгорбился, расставил руки и шагнул к ней.
— А когда их злят, они делают вот так. — Он утробно заворчал, обхватил ее руками и прижал к себе.
— А дальше что они делают? — спросила Элль.
— Едят обидчиков, — сообщил Джереми.
— Тогда съешь меня.
— Сейчас.
Джереми наклонился к ней и поцеловал ее. Время на какой-то момент замерло и приостановило свой бег.
Трактор так и не появился. Переправившись через речушку, они вскоре увидели уходящую вправо дорогу, на которой вдалеке виднелся крохотный на таком расстоянии трактор, и решили, что он направляется именно к тому дому с красной черепичной крышей.
Джереми включил радиоприемник и отыскал станцию, передававшую классическую музыку. Может быть, на Элль подействовала моцартовская «Ночная серенада», а может быть, холодная, как лед, вода горной речушки, но она почувствовала, что ее снова клонит в сон. Она свернулась в уютный клубочек и закрыла глаза.
— Подремлешь? — спросил Джереми.
— Угу, — мурлыкнула она в ответ.
Музыка стала чуть-чуть тише. Элль слышала, как скрипнула кожа автомобильного сиденья, когда муж наклонился к приемнику, а потом погрузилась в полузабытье, в котором сна нет, а в голове чередой текут мысли.
2
Как рассмеялась бы Элль, если бы кто-нибудь еще полгода назад сказал ей, что по прошествии пяти месяцев она встанет у алтаря в подвенечном платье и на вопрос священника: «Берешь ли ты, Элеонор Фальбер, в мужья…» — ответит «да», даже не дослушав его до конца, и так громко, что эхо ударится в своды церкви и запрыгает между витражей… Боже, как ей стало неловко! Венчавший пару пожилой кюре Фабрелатр, знавший Элль с младенчества, крестивший ее и давший ей первое причастие, выслушав этот торопливый ответ, незаметно для других подмигнул ей с заговорщическим видом, чем заставил покраснеть до самых корней волос. Нет, Элль наверняка подняла бы на смех и предсказание, и самого незадачливого, как бы она подумала тогда, предсказателя.