Ее свободе никто не мешал, и это было прекрасно. И так было до тех пор, пока под футболкой, которую она предпочитала другим туалетам, не стала вырисовываться тугая девичья грудь. Тогда Элль и распрощалась с буйными играми в ораве сорвиголов — мальчишки, с которыми она играла не одно лето на равных, вдруг стали необыкновенно внимательными и осторожными и частенько задерживали взгляд на выпуклостях, появившихся под тонким хлопком. Ей это льстило, но общаться с ними, как раньше, она уже не могла.
А затем пришло нечто, раз и навсегда показавшее ей, что она женщина. Элль отнеслась к начавшимся месячным философски, тем более что они протекали у нее довольно безболезненно. Она даже не испугалась, впервые увидев кровь на простыне и поняв происхождение этих пятен. Она просто позвала мать и поинтересовалась, что ей делать со всем этим дальше. Мать волновалась гораздо больше, чем дочь. А Элль была обеспокоена совершенно другим: в ее жизни наступила глобальная перемена и следовало что-нибудь предпринять, раз детство ушло и назад его не воротишь. Именно так она и сказала себе тогда: ушло детство. Она как-то сразу изменилась: от прежнего беззаботного и безумно энергичного существа не осталось и следа. Но одновременно с изменениями пришло и разочарование — стало скучно. Ей и раньше было скучновато со сверстницами, но теперь ее стало от них просто тошнить. У нее долго не было подруг, даже во время учебы в частной закрытой школе. Элль предпочитала держаться со всеми одинаково ровно, на значительном расстоянии, и не разрешала себе лишних эмоций. Однако в ее поведении не было высокомерия, и это позволило Элль заслужить в школе уважение учеников и преподавателей. Но это совершенно не способствовало тесному сближению, хотя она время от времени участвовала в тайных ночных посиделках девочек и прочая, прочая — сознательно подчеркивая что она была такой же, как они. Но сверстники чувствовали — все-таки она немного другая. Элль добилась определенного места в иерархии соучениц: к ней стали бегать за советом, как к человеку более мудрому и проницательному. И все же она в школьные годы предпочитала общению с людьми общение с книгами. Читала все подряд, от беллетристики до полупонятных научных монографий, разобраться в которых она могла, только обложившись с ног до головы словарями. Приезжая домой на каникулы, она часами просиживала в библиотеке либо уезжала к старшему брату и проводила время с его семьей, возясь с близнецами. И нисколько не чувствовала себя ущемленной, хотя родители были обеспокоены ее одиночеством и намеревались обратиться к психоаналитику. Отговорил их отец Фабрелатр: священник был другом семьи, к мнению которого прислушивались. Элль блестяще закончила школу, но поступать в университет не спешила. «Мне надо выбрать», — так объяснила она родителям.
Аделаида стала ее подругой внезапно и неожиданно для самой Элль. Она приходилась кузиной жене Дерека. Элль помнила ее еще со свадьбы старшего брата, и в ее памяти Адель сохранилась как черноволосая девочка-толстушка, невысокая и подвижная, как капелька ртути. Она была младше Элль на год. В обязанность Элль на свадьбе Дерека вменялся присмотр за младшими детьми (ей уже исполнилось пятнадцать), а в качестве помощницы ей была дана Аделаида. Но именно Адель и доставила больше всего хлопот. Она до самых кончиков толстых черных кос была набита всевозможнейшими проказами. Кульминацией ее похождений на свадьбе был взрыв ящика шутих, приготовленного для фейерверка. К счастью, тогда никто не пострадал.
После свадьбы Дерека они не встречались семь лет. И, когда одним осенним утром из синего «Рено» брата вслед за его женой Маргаритой и сыновьями из машины выбралась молодая жгучая брюнетка с насмешливым взглядом темно-карих, почти черных глаз, Элль не сразу признала в ней Аделаиду.
Они сдружились буквально с первых минут своего нового знакомства. Возможно, основа их дружбы лежала в том, что они были полными противоположностями не только внешне, но и по темпераменту. Адель со времени «исторического» взрыва не растеряла детского азарта и по-прежнему напоминала средней силы ураган, волею судьбы принявший человеческий облик. Весь день они провели вдвоем, а расставшись, взяли за правило обмениваться ежедневным телефонным звонком. Звонила обычно Элль, по вечерам, так как днем она бывала занята в лаборатории. Аделаида предпочитала более праздное времяпрепровождение, но это совсем не мешало их отношениям. Единственное, что слегка раздражало Элль, — вечеринки, столь любимые Аделью: она предпочитала общаться с подругой тет-а-тет. Аделаида, напротив, беззлобно посмеиваясь над «монашеской аскезой» Элль, частенько приглашала ее поразвлечься. Элль приняла приглашение всего дважды: после первого раза она зареклась появляться на «сборищах уродов», и последовал довольно длительный перерыв; во второй раз она познакомилась с Джереми. И получалось так, что она познакомилась с ним только благодаря Аделаиде.