Раз-два-три… Каблучки нервно постукивают по холодному камню, выдавая торопливые шаги лёгких женских ножек. Внезапно из темноты выдвигается широкоплечий силуэт в чёрной разлетайке. Каблучки стучат всё медленней, совсем не дробно и, наконец, их звук исчезает, то ли поглощённый мраком, то ли ставшими мягкими камнями. Она замирает от ужаса. Она не знает – идти дальше, или бежать назад. Он медленно отделяется от фонарного столба и начинает приближаться. Подходит совсем близко, делает шаг вправо, перегораживая путь… лицо в тени… Она, молча, вздрагивает всем телом, и вдруг… вдруг в наклоне головы, в жесте узнаёт… Голубые глаза кажутся чёрными, но даже при тусклом свете немощного газового фонаря, она видит его взгляд – бесконечно нежный и страстный… Она…
Она то она, а ты… Ты что, офигела?! Какие «голубые глаза» и свеже-сладкий аромат абрикосовой косточки?! Тебе лечиться надо, матушка! Лечиться электричеством, а не пейзажами ГДР, никак не меньше! Прикатила в Германию на экскурсию и рисует себе картины маслом: на старом обшарпанном мосту закапывается носом в мужскую грудь! Да ладно если б ещё кого-то реального вспомнила из последних греческих «женихов»! Ты, матушка…
– …рядом с Кафедральным собором …Бранденбургские ворота – национальный символ единства. На самом верху – окрылённая богиня победы Виктория возвращается в город на колеснице…
«И то место, где я родилась и жила, тоже называлось Городом. И Берлин тоже „город“, и там тоже… Мда… интересно – Городом ту местность, где я жила сами жители так назвали, или кто сто стороны посоветовал? Пожалуй, со стороны… сам до такой ереси не допрёшь. Если б немцы вообще увидели плакаты из нашей городской стоматологической поликлинике с тем гигантским, похожим на злющую тётю Тину червяком в детском зубе, они б, наверное, подали на художника-оформителя в Страсбургский суд за возбуждение в детях психических расстройств».
– …здание Рейхстага… стеклянный купол… передан дух немецкого оптимизма…
«Если б я жила здесь, если б лето было летом, а зима – зимой, если б граждане страны по ночам спали, а по утрам выполняли каждый свои обязанности, если б это Греция с развитой экономикой выделила на подъём экономики Германии деньги, а не наоборот, во мне бы тоже витал дух оптимизма, а так мой дух мечтает только о какой-то стабильности и покое».
Автобусные окна запотели, интересно, какая разница температур на улице и тут?
– …выходим из автобуса. Перед нами Еврейский музей, – Линде показалось или гид действительно стала говорить тише и проникновенней. Её движения стали плавными, замедленными. Внезапно показалось, что эта немолодая женщина очень давно страдает от какой-то хронической болезни, но она привыкла к этому состоянию, привыкла жить с ним.
Это как больное сердце, и оно, это состояние с ней всегда, она так встаёт по утрам, движется, работает, но больно, очень больно! Сердце мучается, ноет, его сжимает огромный жёсткий кулак, и на работе, и дома, и в будни, и в праздники. И хотя все давно знают об этой боли, всё равно её надо прятать, делать вид, что ничего не происходит. Гид зачем-то надела очки. Ну, и что? В Греции все и зимой и летом носят очки, потому как зима и лето плавно перетекают друг в друга, и солнце не успевает поблекнуть, а здесь вроде как довольно пасмурно. Идёт снег. Она в очках…
– …наиболее обсуждаемый во всём мире. Некоторые видят в форме здания разрушенную звезду Давида. Всё здание имеет форму разлома, как бы символизируя тяжесть жизни евреев, – она рассказывает сама себе, ей всё равно, слушают её или нет. Но её слушают. Внимательно и самозабвенно, затаив дыхание. «Почему только евреев?» – Линда прячется за спины экскурсантов и поворачивается к гиду спиной – «разлом» может быть символом любого из тех, кто много раз начинал жизнь заново. У меня свой «разлом», с углами и трещинами, у Голунова в Канаде – свой. И кто знает, превратится ли эта ломаная линия в дорогу, ведущую к храму?
– По мере прохождения по залам выставки, свидетельствующих о Третьем Рейхе, стены и потолок смыкаются, заставив посетителя почувствовать тесноту, тупик. Внутреннее пространство музея сделано таким образом, чтобы заставить посетителя почувствовать себя встревоженным, дезинформированным, вызывать в нём ощущения тех, кого изгнали.