— Чем же, по-твоему, плохи люди? — спросил Кондрат, скосив на Лавруху глаза. — Я не замечал.
— Не каждому такое дается. У меня, брат, глаз вострый. С одного маху узнаю сову по полету. Присмотрись, как они работают — через пень колоду. А коснется получать на трудодень, то давай побольше.
— Рыба гниет с головы, — глухо вставил Кондрат.
— На что намекаешь?
— На что намекаю, на то и намекаю!..
Бадейкин наклонился, нажал пальцами на носок сапога.
— Каши просит. Протоптал, по общественным делам бегая. Опять выкладывай рублик, а то и полтора. А трудодней за такое — фигу. Выкручивайся как знаешь!
— Хватит лазаря петь!.. — не выдержал Кондрат. — Нудный ты человек: народ плох, руководить трудно, плати ему за сапоги. Как только живешь?..
— Я что, я говорю правду. А ты…
Из деревни плыла песня. В голосе Кондрат угадывал тоску одинокой женщины. Вряд ли кроме него кто еще мог это понять… Покинул ее дорогой залетка и не едет, не подает весточки.
У Кондрата заныло под ложечкой. Он поспешно достал кисет, закурил. Но и это не помогло.
— Тоскует баба, — хихикнул Лавруха. — Ей бы хорошего мужичка. Было бы дело. С самой финской живет одна, как Тимоху убили. Натерпелась.
Кондрат угрюмо молчал.
— Ох, он и лупил ее! Небось и сейчас кости чуют, — не унимался Бадейкин. — Видать, не зря. Мужик был правильный, баловаться не давал. Да и от кулаков баба ласковее становится.
— На Палашке проверил? — ядовито подметил Кондрат.
— Палашка… Кому она нужна? Варька — другое дело. Не баба — ягодка. Любой польстится. А ты зря дремлешь. Все обижаешься? Не стерпела девка. Вот и…
— Не плюй в душу!.. — не удержался Кондрат.
— Ай, неправда? На твоем бы месте занялся скуки ради. Человек холостой — не женатый. — Лавруха пристально посмотрел в лицо Кондрата. — Ох, и убивается она по тебе.
— Откуда тебе знать?
— Вся деревня языки чешет. Аль ты правды не видишь? Займись, Романыч. Козырь верный. — Бадейкин плутовато подмигнул.
— Что же ты упускаешь такой момент? — ухмыльнулся Кондрат.
— Рад бы в рай, да связан, так сказать, по рукам и ногам семейными путами. А то, признаться, вспомнил бы старинку…
— Разве есть о чем? — Кондрат насторожился.
— Было дело, да вовремя остановился. Не по нутру она мне, Романыч. Языкаста больно.
По небу торопливо бежали тучи, заслонили луну, бросили на землю черные тени. Кондрат безразлично смотрел на бушующую реку. «Неужели она была наедине с этим тщедушным человеком? — думал он. — До чего ты докатилась, Варя!»
И тут внутренний голос прошептал: «Кому веришь!.. Разве Варвара такая? Ты же знаешь!.. Если что и было, то сплыло».
Кондрата охватила злоба. Он готов был наотмашь ударить этого человека, чтобы свалился со своего шаткого сиденья в беснующуюся Оку. Кондрат поспешно затоптал недокуренную цигарку и, не прощаясь, зашагал к деревне.
Бадейкин проводил его непонимающим взглядом.
4
Погасли в домах огни, затихли голоса. Кондрат одиноко брел по берегу. Его неотступно преследовал вопрос: «Неужели Бадейкин сказал правду?» Он остановился, прислушался к ночным шорохам.
Ока не унималась. Шумела то успокаивающе тихо, то тревожно и глухо. С поля доносилось осторожное тявканье лисиц. «Мышкуют», — в Кондрате сразу заговорила охотничья страсть.
Но вот тишину разорвал ноющий звук железа. Удар, другой, третий…
Кондрат всмотрелся в небо.
Торопливо бежали тучи. Одна из них напоролась на макушку липы, оголила над садом лиловые огоньки звезд. Недавно Кондрат радовался и строптивой Оке, и вечерней прохладе, и песне, и луне… А теперь грудь его жгла ревность. «За каким чертом остановился с Лаврухой? — упрекал он себя. — Уйти бы, и никаких мук».
У изгороди соседнего сада мелькнула тень. «Весна, знать, всем кружит голову?» Кондрат подошел ближе.
Облокотясь на жердь, Варвара смотрела на реку.
— Кого ждешь? — хриплым от волнения голосом спросил Кондрат.
— Ночь-то какая! — отозвалась она. — До сна ли!..
Кондрат хмуро уставился в заречную даль: в сиянии месяца чернел лес, в лощинах смутно белели островки снега.
«Лавруха, пожалуй, наболтал лишнего. Вряд ли она польстится на такого».
Обида на Варвару постепенно угасала. В душе он ругал себя, что поверил Бадейкину.