— Ты помоги мне. Я скажу что делать, а вы мои друзья — поторопитесь. Время очень ограниченно.
Растерянный Бен-ата дослушивал слова Архона. Ему всё ещё не верилось в то, что поведал ему врач. Не хотелось верить, что Перисада больше нет. А это означает, что наступают смутные и нехорошие времена. Вернее — безвременье.
Просьба врача была необычна и странна. Архон оставлял всё своё имущество и лекарства с надписями по-гречески, не преминув предложить и деньги. Бен-ата отказался от столь щедрого подношения, взирая с благоговением на дорогие книги и свитки, на — изящной резьбы по кости, фигурки необычайных животных, на отрезы дорогих персидских тканей. Постоялец говорил кратко и сухо — не так как всегда. Он настоял на своей просьбе и напоследок вручил ему инкрустированную драгоценными камнями шкатулку великолепной работы, предварительно обернув её дорогой тканью и тонкой кожей. Когда еврей услышал, кому предназначается шкатулка и что составляет содержимое, застыл как статуя Афродиты у дворца Перисада.. — К-кому, к-кому отдать шкатулку? — запинаясь и со страхом переспросил он, холодея. Архон спокойно повторил имя. — Пожалуйста, Исаак, передай. Это очень важно. Очень. Я прошу тебя.
— Ты хочешь сказать, что скифы… — торговец зажал свой рот, дабы его случайным образом не услышали домашние и рабы. Архон утвердительно махнул головой. Бен-Ата торжественно ответил: — Я исполню твою просьбу учёный. Я тебе дам лошадей. Уходи. Уходи Архон. Я исполню твою просьбу. Ты лечил моих детей и слуг и ничего не просил взамен. Я в долгу у тебя, но тебе нельзя больше оставаться в городе. Я не верю в твою причастность к смерти царя. Не верю. И многие в Пантикапее не поверят, но Магира уже сплела и расставила сети. Уходи, а девушку я оставлю у себя до безопасных времён. Она образована и хорошо воспитана. В гриме её не узнают.
— Вот и хорошо Исаак. В этой шкатулке самое ценное, что есть у меня из вещей — труд всей моей жизни. И ещё, — на торговца взглянули добрые и спокойные глаза врача. — Возможно, мне не скрыться, да уже и не успеть, но напоследок я должен выполнить свою последнюю миссию. Это не всё… Когда будешь передавать шкатулку, скажи моё настоящее имя. Моё имя — Крон. Я был главным вещуном Зиммелиха. То, что мне приходилось бывать не только в Греции, Персии, Египте, Сарматии, Иньской стороне и северных горах — правда. Прощай Бен-ата. На площади у храма Аполлона, держись от меня подальше. — У Бен-аты округлились глаза. И не только от слов… Плащ врача распахнулся от порыва ветра. Под ним оказался боевой пояс со скифским мечом и луком в горите. Крон улыбнулся торговцу и запахнул плащ. Исаак покачал головой…
Слова Крона оказались вещими. Не успели врач и его слуги оседлать коней, как зазвучали многоголосые звуки труб. Это был сигнал из дворца царя Боспора для сбора всех горожан у священной горы (Митридат), где расположен храм Аполлона — чудо архитектуры и гордость пантикапейцев. Ещё не смолкли звуки труб, как раздались настойчивые удары в ворота торговца, сопровождаемые грубым окриком — «Бен-ата открывай»! — Торговец изменился в лице, но Крон утвердительно кивнул. — Открывай Исаак, здесь они не тронут. Это разведка.
Первым въехал возбуждённый сотник дворцовой стражи. Он мгновенно окинул двор торговца и не найдя ничего подозрительного, пристально, в упор, начал сверлить взглядом хозяина дома и двух слуг. Его сопровождал «бугай» — слуга Магиры и десяток вооружённых воинов охраны. Не спешиваясь, сотник заорал. — Где беглянка, отвечай торговец!? Мне сказали, что она скрылась в твоём доме. — Исаак недоумённо пожал плечами и неожиданно вспылил. — Как ты смеешь раб так со мной разговаривать!? Я один из уважаемых людей в Пантикапее и советник царя! — На его голос выскочили дворовые и трое вооружённых охранников. Сотник побелел от злости. Он, было, открыл рот и готов был выложить всё, но догадливый слуга Сантора вежливо опередил его. — Извини господин. На улице нам сообщили двое скифов-бродяг, что в Ваш дом вошла женщина в длинном плаще. Отдайте её нам и можете направляться к храму Аполлона… — Бен-ата соображал очень быстро. «Именно этот вопрос он и задал ранее своему рабу. Верный раб не мог соврать. Значит, стражи берут на испуг».