Булгаковский Чичиков — тоже своеобразный предтеча Воланда, он появляется в Москве невесть откуда и также производит нечто из ряда вон выходящее: трест для выделки железа из деревянных опилок, колбасу из дохлого мяса, липовую электрификацию и т. д. В эпилоге все его жульнические проделки выдаются за сон, но у читателя не остается никаких сомнений, что Чичиковы и ноздревы были явью нэповской России. В «Мастере и Маргарите» Воланд и его компания будут куролесить и дурить головы московским гражданам, подобно Чичикову. Но чем не запятнал себя, в отличие от них, Павел Иванович, так это поджогами и убийствами.
К той же эпохе относится и действие «Дьяволиады», изданной в 1924 году. Сам писатель оценивал ее в своем дневнике как «дурацкую, ни к черту не годную». Но нам важен сам выбор темы и поиск изобразительных средств для описания человеческого умопомрачения. У «Дьяволиады» тоже есть подзаголовок — «Повесть о том, как близнецы погубили делопроизводителя». Он крайне важен для читателя, так как попеременное появление перед делопроизводителем Коротковым братьев Кальсонеров, один из которых имеет бороду, а другой нет, способно помутить самый трезвый рассудок. Положение усугубляется еще тем, что у Короткова есть свой «двойник» — гражданин Колобков, чрезвычайно схожий с ним, только с усиками. Будучи не в силах разгадать ребус с Кальсонерами и принимаемый, где надо и не надо, за Колобкова Коротков все больше и больше погружается в бездну безумия.
Вдобавок ко всему у него крадут документы, и он как бы исключается из числа живущих на этом свете. Булгаков обыгрывает эту ситуацию, описывая попытку получить Коротковым новый документ у председателя домового комитета. «На двери флигеля было написано: «Домовой». Рука Короткова уже протянулась к кнопке, как глаза его прочитали: «По случаю смерти свидетельства не выдаются». По случаю чьей смерти? Домового? Смешно. А может, по случаю смерти самого Короткова? Еще смешнее, но очень похоже на правду. Живой труп, мертвая душа. Коротков именно так себя и ощущает, признаваясь: «<…> я неизвестно кто. Кончено. Ни арестовать, ни женить меня нельзя».
У «Дьяволиады» был литературный источник — повесть Ф.М. Достоевского «Двойник», вышедшая с подзаголовком «Петербургская поэма». Она посвящена описанию явления черта титулярному советнику Якову Петровичу Голядкину. Черт этот, на удивление, не похож на то привычное рогатое чудище, которое рисует нам народная традиция. Он объявляется перед читателем в человеческом образе, причем оказывается, что он как две капли воды схож с героем поэмы. Писатель именует его Голядкин-младший или Голядкин-второй. Это двойник Голядкина-старшего, Голядкина-человека, который имел несчастье влюбиться. Приключения, которые пережил Яков Петрович, не поддаются пересказу, о них стоит подробно прочитать. Самое любопытное, что они настолько же фантастичны, насколько и реальны. Одно слово — поэма! Мастерство и творческий метод Достоевского таковы, что читатель постоянно колеблется от неверия к вере, от ощущения небывальщины к самой суровой правде. Писатель как бы проверяет на прочность его психику, показывает ему возможные пути нисхождения в умственный ад. Но все то же можно сказать и о булгаковской повести, где близнецы-Кальсонеры вконец расстроили разум делопроизводителя.
В одном из писем брату Достоевский, упоминая о «Двойнике», признается: «Тебе он понравится больше «Мертвых душ». Налицо желание Федора Михайловича превзойти гениального мастера по части более глубокого проникновения в мир нечистой силы. Достоевский изучал бесов, скрытых в человеческих душах. Точно таким же путем поначалу двигался и Булгаков. «Похождения Чичикова» и «Дьяволиада» вполне реалистичны и лишены мистики. В них, собственно, нет дьявола. Он появится в более поздних сочинениях. И гоголевское миросозерцание в творчестве Булгакова перевесит духовные искания Достоевского. Продолжая именно гоголевскую традицию изображения нечистой силы, Михаил Афанасьевич придет к своим знаменитым демоническим персонажам из «Мастера и Маргариты».