седенькими кудряшками человек, он здорово напоминал выбежавшую за ним
болонку Чапу. Экстрасенс был сама любезность. Ах! Ах! Прошу! Прошу! Ну
что вы! Что вы! Как же можно! Не смейте даже думать! Без кофе с коньячком и
даже ни-ни– ни-ни…
Мы прошли в комнату.
Никаких пучков сушеных трав. Никаких дымящихся колб. Кожаный диван.
Ореховый гарнитурчик. Хрустальная лампа.
– Ну-с молодой человек. У вас ко мне, я вижу, дельце. И зрю – деликатное-с.
Рассказывайте.
Без лишних церемоний я приступил к делу.
– Мне было, хотелось лишить вот этого человека (я вытащил из кармана
фотографию Эпо) творческой потенции. Скажем… – Я задумался. И негромко
произнес: – на неопределенный срок.
– Покажите, покажите. Эге-ге-ге. Ничего не получится, молодой человек. Без
малого десять лет я безуспешно пытаюсь вывести его из игры.
– Из какой игры? – недоуменно спросил я.
– Карточной, разумеется: преферансик, вистец, рамсец, бриджик, кинг, сека,
марьяж. Имею страстишку. А вы? Может, соорудим банчишко?
– Нет! Нет! – отказался я.
– О! Если бы не он… – Экстрасенс вернулся к Эпо. – Вы бы сидели сейчас не на
этих ореховых креслах, а на гарнитуре государя императора всея Руси. Поле
невероятное! Линия Маннергейма, а не человек! С такими словами он закрыл
за мной обитую кремовым дермантином дверь.
– Ах! Ты Змей! Ах! Горыныч! – ругал я не поддающегося никому на свете
пианиста ресторана МЦ. В тот день ему, видать, здорово икалось. Влезая на
ступеньку «Икаруса» я поскользнулся.
«А чтоб тебе под автобус попасть!» – пожелал я в сердцах Эпо.
С тяжелым вздохом за мной сомкнулись дверные створки. Автобус тронулся…
Утром у меня зазвонил телефон. Звонил руководитель оркестра «Малахитовый
Цветок» Г. Костриков.
– Гера срочно выручайте! – взволнованным голосом крикнул он в трубку.
– Что, Эпо собрался на игру?
– Хуже, мой юный друг. Значительно хуже. Эдик вчера погиб под колесами
«гармошки» (венгерский автобус «Икарус»). Выручайте, Гера. Жмур жмуром, а
лабня лабней!
Я оцепенел, словно человек укушенный комаром-переносчиком «нильской
лихорадки».
– Ну как?
– Му– у– у, – ответил я.
– Что вы мычите точно Герасим! Да или нет?
– А– а– а, – с трудом выдавил я звук похожий на «Да».
Поклав трубку, я посмотрел на себя в висевшее над телефонным столиком
зеркало.
Картина была жуткой. Из зазеркалья на меня смотрела изуродованная голова
Эпо. По бледно-серому лицу бывшего пианиста «МЦ» стекало желто-бурое
мозговое вещество. Это было настолько реально, что я зажмурился. Как
тяжелораненый, держась за стенку, добрел я до холодильника и, не отрываясь,
выпил из горлышка полбанки коньяку.
К вечеру состояние мое стабилизировалось, а, постояв по дороге в ресторан
возле церковных ворот, я и вовсе успокоился.
– Все под Богом ходим. Бывает, кто-то и поскальзывается. Се ля ви, – открывая
рояльную крышку, сказал я.
В перерыве я узнал подробности смерти Эпо.
Он стоял в ожидании автобуса на «бермудском треугольнике». Чего его туда
занесло – непонятно. Ведь он всегда ездил на такси. Стоял себе, стоял. И вдруг -
бац головой под левое переднее колесо набиравшей скорость «гармошки». То
ли толкнул его кто, то ли он с бодуна пошатнулся, никто толком не разглядел.
Говорят, черепок треснул как грецкий орех! Мозговое вещество разлетелось в
диаметре пяти-шести метров, непоправимо испортив какой-то дамочке
импортный костюм. Описанная затем очевидцем голова пострадавшего была
точь-в-точь виденной мной в зеркале!
Гера Хорошевский отвел мои руки, тяжело вздохнул и продолжил.
Ну, а теперь к главному. К тому, почему собственно я поведал тебе сию
стори. Недели две тому назад мне надо было отлучиться на недельку из города.
Менеджер привел какого-то молодого паренька. Герман назвал его фамилию и
добавил: классный, надо сказать, пианист. Шустренький такой. Услужливый.
На казачка похож: усики, чубец. Я вернулся. Мальчонка откланялся и ушел. С
тех дней я стал внимательно переходить дороги. И вот на тебе – меня
неожиданно скрутил радикулит. Уверен, что это его работа! А кто его знает,
может это мне мстит Эпо? Тут, брат ты мой, все не так просто. Ох! Не просто.
Боюсь, что скоро мне не понадобится ни массаж, ни все вот это…
Гера обвел глазами стильно меблированный бедрум.
– Ну что ты, в самом деле, – успокоил я Геру и поинтересовался: – а кто ж сейчас
играет вместо тебя?
– Ну, кто, кто!? Шустрый тот казачок.
– И что ты думаешь делать, когда встанешь на ноги?
– Кое-что предпринимаю.