— Для Брауэра, для его каннибальской гордости, для его прогрессирующей ненасытности все это не имело никакого значения.
Он снова замолчал с выражением горечи на лице. Чтобы замять паузу, он встал. Поспешил извиниться за то, что ничего мне не предложил, и направился к небольшой электрокофеварке.
— Вы сказали, что чешуйницы свели его с ума, — заметил я, когда Дельгадо достал из маленького бара две фарфоровые чашечки.
Он приподнял бровь и закончил готовить кофе.
— У него в библиотеке их были сотни, быть может, тысячи. Какое-то время он контролировал ситуацию, проводил окуривание каждые шесть месяцев — всего, пожалуй, год. Они начали портить ему важные тома. Да, он сумел их остановить, но не смог до конца извести. Доски у него были из необработанного дерева, служанка была немолода, он не решался ее уволить, а она уже давно перестала забираться по лестнице в углы с молью, и, говорю вам со всей откровенностью, у него в этом доме было слишком много книг. Чтобы предохранить их от сырости, чешуйниц, моли, пыли, пауков, понадобилось бы целое состояние. Каким-то образом его амбиции стали неконтролируемыми. Он упрекал меня в том, что я посвящаю чтению мало времени. Но представьте себе человека, в распоряжении которого целый день, а если пожелает, то и ночь. И деньги, чтобы покупать все книги, какие только он захочет. Пределов для него нет. Он в полной власти своего желания. А к чему стремится желание? Если позволите, мое замечание: найти предел. Но так найти его нелегко. Брауэр был скорее не путешественником, а завоевателем. Вот во что он превратился. Я имею в виду: на распродажах он терял совесть. Совесть и друзей. Несколько наших коллег обиделись, потеряв лоты, которые они выжидали много времени, а потом эти лоты оказались в руках у Брауэра, да так, что у других не было ни малейшего шанса предложить большую сумму, чем заявлял он.
Но дело не только в этом. Настал момент, когда денег у него поубавилось. Миллионером он не был. Можно сказать, что он наконец нашел предел. Он перестал перебивать цены, а потом и вообще ходить на распродажи. И еще одно. Его бывшая жена спустя много лет через адвокатов потребовала у него денег, и наступило самое худшее: впервые перед ним предстала необходимость продать дом и переехать.
— Вы не упоминали, что он был женат.
— Он на эту тему не говорил. Это случилось задолго до нашего знакомства, и в тех немногих случаях, когда мы вскользь касались этой темы, никаких подробностей он не приводил.
Дельгадо замолчал, подавая мне чашку кофе, и взглянул на меня краем глаза.
— Я даже не спросил вас, почему вы здесь. Достаточно того, что вас прислал Динарли… вы понимаете, я не хотел навязывать вам наверняка болезненный разговор.
Он нашел, каким образом спросить меня об этом. Я с удовольствием тянул с ответом, испытывая необъяснимое ощущение вероломства. Мы уже довольно долго беседовали, но пока в разговоре не промелькнуло никаких намеков на причины, которые привели этот экземпляр «Теневой черты» в кабинет Блюмы. Однако я чувствовал, что незаметно приближаюсь к цели, как двигался, несмотря на смутное спокойствие океана, конрадовский парусник «Отаго».
— В общем, мы почти не говорили на эту тему (Дельгадо принял мое молчание), которая явно была ему неприятной. Ясно было, что по той или иной причине он оказался в тупиковой ситуации. Он чувствовал, что книги загнали его в угол. Как можно перевезти такую библиотеку? Как не допустить расставания с ней? Он посвятил ей целую жизнь. Это было его творение. Но, если не считать нас, нескольких друзей, навещавших его, да двух-трех женщин из округи, которые время от времени присылали к нему детей прочитать книги, нужные для школьного или университетского задания, его творение было никому не нужно и начало тяготить его, как ночной кошмар.
Что ему было делать? Если бы он захотел расстаться с библиотекой, он мог бы предложить ее городу, министерству или факультету гуманитарных наук. Уругвайское государство купило много крупных библиотек, в которых сохранялось богатое наследие. Но многие из них, признаюсь со стыдом, потом были разграблены самым возмутительным образом. Люди похищали ценные произведения. По заказу известного аргентинского библиофила украли печатный экземпляр «Миссионера». Печатные оттиски из миссий крайне редки, и в Национальной библиотеке был один из них. Его выкрали и отвезли человеку, имя которого упоминать ни к чему. Несколько лет спустя книги этого человека продали в Библиотеку Лимы, и документ оказался там.
Так что Брауэр не мог всерьез рассматривать такой вариант: он боялся, что его творение растащат. С факультета гуманитарных наук тоже выкрали важные документы из библиотеки Горацио Арредондо, некоторые были просто утеряны. Такая судьба для книг была невообразима. Но тома уже набивались под кроватями, громоздились в коридорах, казалось, они расползаются по квартире и живут собственной жизнью.