Отчего-то это разозлило Пастуха ещё больше, чем ядовитые выпады Графини.
— Проклятый дурак! — рявкнул он, легко сметая стол одной рукой, отчего Архитектор даже не вздрогнул, — Смысл! Смысл! Чёртов рехнувшийся писака! Вы ещё не поняли? Нет никакого чертового смысла! Новый Бангор — это не уравнение, вы просто выжили из ума со своими вычислениями! Здесь нет логики, нет смысла, нет решения! Здесь ни черта нет!
— Успокойтесь, — попросил его Доктор Генри, чувствуя ворочающиеся тёплые камешки боли в висках. Эти камешки ещё не превратились в раскалённые жернова, но уже нарушали ход мысли, мешая формулировать слова и находить нужные. Ему сейчас очень требовались нужные слова, — Успокойтесь, мистер Тармас. Мы знали, что так и случится. Мы знали, что может потребоваться много, очень много времени. Именно поэтому мы собрались здесь. Мы — клуб «Альбион», помните об этом? Мы — несчастные, связанные одной цепью. Мы — беглецы.
Графиня вздохнула, изящно приложив ко рту ладонь. Это могло быть непроизвольным движением, но доктор Генри знал, что оно расчётливо до последнего штриха. Словно случайно отставленная нога, сам собой немного сползший рукав платья, приоткрытые губы… Поза невинного искушения, вызывающая естественную животную похоть. И эти её сладкие мускусные духи… Ему захотелось сжать руками виски ещё сильнее.
— Нет смысла… — забормотал Архитектор, мелко тряся головой, — Нет смысла. Бессмысленно… Нет смысла. Надо искать…
Рука его вновь задрожала, словно не замечая отсутствия стола — будто пыталась писать несуществующим пером в воздухе. Глаза — тяжёлое холодное стекло. Архитектор в последнее время часто делался рассеян, начиная бормотать себе под нос, но в этот раз его поведение не походило на рассеянность. Старый инженер будто утратил связь с реальностью, переключившись на другую радиоволну. Ту, которую собравшиеся члены клуба не могли принимать.
Пастух стиснул кулаки, тяжёлые и розовые, как сырое мясо, на его багровом лице запульсировала, точно насосавшийся крови подкожный червь, фиолетовая вена.
— Это всё вы! — рявкнул он, в упор глядя на Доктора Генри, — Вы всё это устроили! Заставили нас поверить! Дали надежду! Но ничего не получается! Ничего! Мы бредём во тьме и ни черта не изменилось! Мы всё так же заточены в Его брюхе, как и два года назад! Впустую потратили два года!
— Совершенно верно, дорогуша, — Графиня лёгким движением заправила выбившийся из причёски локон за ухо и изобразила на лице полуулыбку, от которой в сочетании с влажным немного рассеянным взглядом у Доктора Генри заныло где-то под ложечкой, — Мы всё в том же бедственном положении, что и прежде. Прокляты, обмануты и приговорены. Мы всё ещё не видим пути к бегству. Разумеется, мы не станем вас обвинять, Доктор. Это не ваша вина. Вы сделали всё, что смогли.
Она хотела мягко положить ему ладонь на плечо, но он отстранился, сам не зная, отчего. Нелепое и бессмысленное движение тела.
— Я не обещал вам спасения, — тяжело произнёс он, — Лишь шанс на побег. Два года — не такой большой срок, я сам нахожусь на острове дольше, гораздо дольше! Клуб «Альбион» — это не билет первого класса на корабль, отчаливающий от острова! Это шанс! Но шанс, который мы должны разделить сообща! Все вместе. На пятерых!
Он чувствовал, что сам начинает кричать — запасы выдержки, подточенные усталостью и пульсирующей в висках болью, подходили к концу. Забавно, подумал Доктор Генри, бессильно опускаясь в кресло, я замечал, что они изменились, но никогда не думал, что изменился и я сам. И дело не в том, что я постарел и обрюзг. Я утратил надежду. А клуб «Альбион», моё несчастное детище, только на этой надежде и держался. Больше мне нечего было им предложить, несчастным пленникам Левиафана. Их собственные запасы надежды оказались ещё более скудны и сейчас исчерпаны до дна…
— Довольно! — Пастух брезгливо скривился, отчего его потяжелевшее опухшее лицо исказилось жировой складкой, — Хватит с нас ваших сказок, доктор. Довольно и того, что вы заморочили головы нам четверым! А мы ещё сами явились, как чёртовы бессловесные твари, поверили…
— Стойте, Тармас…
Тармас придвинулся к нему, не спуская горящего взгляда. Вздувшаяся на лице багровая кожа и распирающая во всём стороны плоть сделали его похожим на злого великана, перед которым доктор Генри ощущал себя едва ли не цыплёнком.
— А может вы не просто шарлатан? А, доктор? — это слово прозвучало зло, жестоко, ядовито, — Может, вы с Ним заодно? С Левиафаном? Может, вы нарочно заманили нас сюда? Насладиться нашей беспомощностью? Нашей надеждой, которая рано или поздно сгорит в пламени разочарования? Что ж, если это так, могу только поздравить вас. Вы чертовски хорошо проделали свою работу. Надеюсь, Канцелярия пожалует вас почётной грамотой или чем-то в этом роде.