1963 г.
ЧЕРНЫЙ ВЕТЕР
Ночной черный ветер мечется по обледенелым гранитным набережным, по заваленным сугробами улицам и площадям, мечется и тащит шипящие змеи снежной поземки.
Питер зимы 1918 года.
Страшен, дик, темен и глух был он, с погасшими трубами заводов, с погасшими уличными фонарями. Темно и в многоэтажных громадах домов, только немощный свет «моргалки» кое-где еле сочился на улицу, да на лепных потолках особняков порой мерцал зыбкий отсвет «буржуек».
Черен город, а низкие облака над ним раскалились от огромного зарева. Это горели разгромленные винные склады, а на чистый вест обметали черное небо огненные метлы кронштадтских прожекторов, и в их свете то блеснет, то померкнет Адмиралтейская игла.
Темен город и безмолвен. Только змеиное шипение поземки да тяжелые, твердые шаги, да изредка звяк о мостовую окованного приклада винтовки. Патрули рабочей Красной гвардии, солдат и матросов шли по городу.
Бесновался над великим городом, над всей Республикой, над Революцией пахнущий порохом и кровью черный ветер предательств, измен, погромов, заговоров и восстаний.
…В начале зимы 1918 года она перетянулась к стенке Франко-Русского завода. С правого борта днем виден был грязный заводской двор, заваленный листами обшивки, плитами брони, орудийными башнями, ржавыми шпангоутами, ящиками и бочками. Она и родилась здесь, на заводских стапелях и в закопченных цехах, где никогда не смолкали визг сверл, тяжкое уханье паровых молотов и грохот пневматических чеканов — пятьсот ударов в минуту. Отсюда под гром оркестров и залпы салютов спустилась «Аврора» в 1903 году на Неву, чтобы вскоре уйти в трагический поход в Цусимский пролив.
Крейсер тихий, темный, настороженный стоит, словно одинокий часовой у заводской стенки. Морозный иней покрывает серебряным панцирем его борта, палубу и палубные надстройки. Игольчатые хлопья инея беззвучно падают на палубу с рей, ростр, шлюпбалок, с боевого мостика и звонко хрустят под тяжелыми шагами часового. Он зябко переминается у трапа, перекинутого со стенки завода на борт крейсера. Свет луны вспыхивает холодным голубым пламенем на жале штыка.
Часовой остановился и прислушался. Тих и безлюден заводской двор, а в городе, угрюмым каменным взором уставившемся на крейсер, в темноте стучали погребально молотки, будто там заколачивали гробы. Это забивали наглухо досками двери и витрины магазинов, фото-ателье, парикмахерских салонов, ресторанов и кинотеатров на Невском, в Пассаже, в Гостином дворе. На Васильевском острове страдальчески кричали: «Караул!.. Спасите!.. Убивают!..» Бухали во тьме выстрелы. Безнадежностью, тоской по исчезнувшей жизни веяло от дворцов, обступивших Неву.
Вахтенный начальник, стряхивая темное оцепенение, бодро притопнул на мостике валенками и крикнул начальственно:
— Не дремать! Глядеть по всем румбам!
— Есть глядеть по всем румбам! — пронеслось в ответ над замерзшей Невой.
В неуютном, суровом от шаровой эмалевой краски шестнадцатом кубрике душно и жарко, как в бане. Авроровцы, наваливаясь друг другу на плечи и спины, тесно набились в кубрик. Сильные голые шеи, обветренные лица, то веселые, то строгие глаза. Здесь вся подвахта. В задних рядах, у дверей негусто синели кителя и блестели нарукавные галуны комсостава. Только старший артиллерист Винтер, толстый, смешливый, не чурался матросов, сидел в передних рядах.
Секретарь судового комитета машинный кондуктор Иван Карпов только что сделал коротенький ежедневный доклад о внутреннем положении республики, вернее, прочитал в газете сообщения с фронтов. Матросы угрюмо молчали.
Черный ветер отовсюду, черный ветер со всех румбов!
Член судового комитета Белоусов, огромный, тяжелый, с темным лицом и темными от бессонной усталости глазами, отстранил секретаря и встал на его место. Он был без фланельки, в одной тельняшке с засученными рукавами, и на руках его от кисти до локтя извивались сине-красные драконы, изящные и грозные. Китайская работа!
— Я тоже, товарищи, прочитаю вам сообщение, — начал Белоусов и зло усмехнулся. — Тоже с фронта военных действий.
Он наклонился над столиком, где среди раскиданных бумаг стояла пепельница, полная окурков, стаканы с холодным недопитым чаем, лежали куски хлеба, наган и ручная граната. Покопавшись в бумагах, он вытащил измятый грязный листок.
— Вот! Получили мы сегодня письмо. Слушайте!
Он начал читать.
— «Товарищи революционные матросы с „Авроры“. Вчера, 4 января, на Калашниковской бирже, на общем собрании была предложена премия за уничтожение парохода „Аврора“ в сумме 100 000 рублей царскими деньгами»…