Ярусы справа от Галиндеса были пусты; те же, что находились слева, кишели перепуганными насмерть людьми. Заключенные из крайних, завидев Галиндеса, тянули руки и умоляли о помощи. В стальных клетках дальше по проходу было тише, потому что обитатели, прячась от огня, отступили подальше от решеток. Камеры нельзя было отпереть отсюда, с маленького охранного двора у задних ворот. Система отпирания дверей приводилась в действие только с центрального пульта, расположенного с другой стороны, у внутренних ворот. Галиндес, вытаскивая на ходу свои ключи, забежал на охранный пост и открыл стоявший стальной шкафчик в углу. Тот был забит одеждой, бутылочками лосьона для загара, порнографическими журнальчиками, бутылками с содовой, разрозненным спортивным снаряжением — Перкинс оказался слишком неряшливым. Галиндес вывалил этот хлам прямо на пол и наконец нашел предусмотренный инструкцией противогаз для защиты от слезоточивого газа. Уже устремившись назад, он увидел еще и несколько ведер у стены: их оставил здесь зэк, мывший с утра пол. Одно ведро было до краев наполнено грязной водой. Галиндес поставил на пол огнетушитель, снял фуражку и окатил себя из ведра, стараясь не уронить мимо ни капли. Затем снова натянул фуражку на мокрые волосы. Отовсюду неслись хриплые крики, свидетельствуя о том, что заключенные правильно поняли смысл его действий:
— Давай, бля! Давай!
— Мать твою, скорее!
— Давай, мужик!
— Что ты тянешь, пидор!
— Скорее, гад!
Галиндес подхватил огнетушитель левой рукой и побежал вперед. Кожа его ладоней поползла клочьями, видно, обжег себе руки, сдирая с Перкинса горящую рубашку. Чтобы приглушить боль, он крепче сжал рукоятку. Не добежав несколько метров до стены огня и ощутив его жар на своем лице, он остановился и направил раструб огнетушителя вниз. Там, дальше, кислород должен был выгореть. Галиндес несколько раз подряд как можно глубже втянул в себя воздух. Вопли заключенных стали еще пронзительнее, но теперь их заглушал треск огня. Галиндес натянул противогаз. Толстые очки немного искажали пламя. Виктор нацелил черный конус огнетушителя на пол прямо у своих ног и, прочитав короткую молитву, нажал на рукоятку, выпустив длинную белую струю.
Затем глубоко вдохнул, задержал дыхание и шагнул в огненный ад.
Пригнувшись пониже и водя воронкой раструба, выплевывавшего облако белой пены у его ног, Галиндес шел вперед в свободном от огня „кармане“, где не оставалось ни грамма кислорода. Чуть быстрее — и он наткнется на огонь; чуть медленнее — и он никогда не доберется до противоположного конца. Сразу же за ним языки пламени снова смыкались. Рубаха на спине начала тлеть. Мокрые волосы, торчащие из-под фуражки, зашипели и стали сворачиваться на кончиках. Спокойней, спокойней… Еще один шаг, еще… Переставляя ноги, Галиндес мог только надеяться, что идет по прямой, и, моля об этом Бога, каждую секунду со страхом ожидал, что вот-вот наткнется на прутья решетки. Если это случится — он покойник. Галиндес решил было обернуться — и не посмел. Захотел вдохнуть — и не посмел. Захотел побежать вперед — и не посмел… Не поворачивайся. Не дыши. Не беги… Он утратил чувство пространства и времени: секунды казались часами. Но он уже должен был подойти совсем близко… Он наткнулся плечом на что-то твердое. Повернувшись, прижался к препятствию спиной: нет, это не решетка. Что-то гладкое и твердое, но не очень крепкое. Стекло. Стекло! Он прошел мимо клеток! Жара становилась невыносимой. Галиндес описал белой струей полукруг у своих ног и, опираясь спиной о стеклянную стену, двинулся дальше. Голова готова была взорваться от жары, клаустрофобии и желания впустить в легкие воздух. Неожиданно твердая поверхность за его спиной исчезла, и он чуть не упал.
Стеклянная стенка оказалась стеной „скворечника“, где находился пульт управления, а ввалился Галиндес в полуоткрытую его дверь, открывавшуюся вовнутрь. В помещении Галиндес захлопнул за собой дверь и выронил огнетушитель. Воздух, в котором не осталось ни молекулы кислорода, вырвался из его груди, и он прилип к стене, переводя дыхание. Дым… Концентрация дыма оказалась слишком высока для противогаза Галиндеса. Он по-прежнему почти ничего не видел. Пытаясь вспомнить планировку комнаты, Виктор ощупью достал из кармана ключи. Его рука нашарила пульт управления замками дверей камер. Галиндес почти наугад вставил в гнездо универсальный ключ и повернул его. Теперь нужно набрать на клавиатуре нужный код — 101757. Моля Бога, чтобы не напутать с кодом, Галиндес сдвинул маску противогаза. Дым немедленно атаковал его горло и глаза, но он успел бросить взгляд на клавиатуру и застучал по клавишам. Затем наступила пауза, растянувшаяся на столетие. Матерь Божья…
И вот треск огня заглушил постепенно нарастающий стук и металлический лязг: двери всех трех ярусов были отперты. До Галиндеса долетели невнятные крики радости и облегчения. Он обессиленно навалился на панель управления. Каждый вдох смахивал на смоченный хлоркой проволочный ерш, засовываемый Галиндесу в глотку. С усилием он оттолкнулся от панели и, натянув противогаз, перехватил поудобнее огнетушитель. Открыв стеклянную дверь, Виктор остановился на пороге. Сквозь затуманенные линзы он разглядел закутанную в мокрые простыни фигуру человека, проскочившего мимо него в сторону атриума. Лучше во двор, подумал Галиндес. Во дворе безопаснее. Оттуда хотя бы до лазарета добраться можно. Мимо внутрь тюрьмы снова и снова пробегали люди. Во дворе безопасней… Но Галиндес не мог решиться на еще одно путешествие по пылающему коридору и последовал за бегущими.
Уже через пять метров он вырвался из огненной мглы прямо в сияние солнца, льющееся из-под центрального купола. Бросив огнетушитель и сорвав с себя маску противогаза, Галиндес упал на колени; перед его лицом мелькали бегущие ноги. Хаос и насилие…
Когда Галиндес приподнял голову, чтобы сообразить, где же он, что-то твердое и тяжелое с маху обрушилось на его голову.
И хаос сменился чернильной тьмой.
Глава 16
В блоке „D“ уже началось повальное сумасшествие. Огромное большинство людей, которые до сих пор не имели никакого представления о блицкриге Эгри, предались буйству, будто влекомые запрограммированными рефлексами. Они дружно атаковали старинную каменную кладку, деревянные переплеты, осветительную арматуру, обстановку своих камер и даже булыжники прохода с помощью подручных средств, то есть всего, что можно было отодрать или отломать. Из десятков свернутых кранов, разбитых унитазов лилась вода, низвергаясь с верхних ярусов веселыми водопадами. В воздухе летали исполосованные простыни и клочья набивки из выпотрошенных матрасов. И шум, шум… Копившийся долгие годы гнев и жажда мщения вырвались наконец наружу, проявляясь в бездумном уничтожении.
Клейн следовал по этому Армагеддону с каменным выражением лица.
За ним, остекленело таращась, тащился, спотыкаясь, Клод Туссен. Клейн вел его за руку по нижнему ярусу. Заключенные злобно посматривали на Клода, но никто не посмел, несмотря на цвет кожи, сказать ему и слова. Клейн остановился перед камерой Эгри и кивком головы приказал Туссену войти внутрь.
Клод с мольбой посмотрел на него.
— Возьми меня с собой, — попросил он.
— Подожди Эгри, — ответил Клейн. — Здесь ты будешь в безопасности.
— Мне страшно, — пожаловался Клод.
Клейн взглянул ему в лицо: перед ним стоял перепуганный ребенок. Совсем как Винни Лопес, подумал Клейн. Одногодки ведь. Двадцать два года. Клейн заставил себя ожесточиться: сейчас необходимо сильнее, чем обычно, сдерживать свои эмоции. Он тряхнул головой.
— Тебе предстоит действовать самостоятельно, Клод. Если ты сейчас присохнешь ко мне, Эгри наедет на нас обоих. — Он положил руку на шею Туссена и слегка сжал ее. — Я думаю, у Эгри вовсе нет желания тебя убивать. Если ты вынесешь все его закидоны, то наверняка переживешь эту заваруху. Мы оба переживем. Понимаешь? Потерпи.