– Эй, маг, полегче! Я ведь могу забыть о своем обещании не трогать тебя.
– Я вас не боюсь, миледи!
Я вскочил на ноги возле Рыжика. Огненный шар исчез с моей руки, но его отражение зажглось в глазах:
– Только тронь моего мага, и я тебе патлы сожгу!
– Все, хватит! – Рыкнул Дарлис.
Вероника откровенно смеялась надо мной, продолжая сидеть с видом бизнес леди, на которую гавкает маленький песик.
– Какая ты горячая в гневе! Готова спорить, этим ты и подцепила Кеола.
– Знаешь что, иди на х…й! – Ткнул я в нее пальцем, и едва не спихнув Рыжика со стены, направился к лестнице во двор.
Я слышал, что Рыжик побежал за мной, а Дарлис кричал что-то вслед, но я не остановился и даже не обернулся. Да, возможно у меня не выдержали нервы, но эта розовая сучка меня реально выбесила своими намеками и пренебрежительными взглядами, будто она здесь игрок восьмидесятого уровня, а я нуб, который жизни не нюхал! К черту! Спустившись во двор, я обнаружил тенистую галерею, окружающую двор по периметру и, бросив через плечо «Рыжик, оставь меня!», скрылся в тени колонн. Я уселся на каменную скамейку, в небольшом алькове и какое-то время просто смотрел себе под ноги, приходя в себя. Не хотелось писать Санрайз на нервах, сперва нужно успокоиться. Досчитав про себя до двадцати, я, наконец, развернул пергамент и достал послание, которое Санрайз написала мне. Тогда, в комнате, отведенной мне Велитрумом, я читал его в спешке, одновременно продумывая план побега, и теперь уже не спеша взялся перечитывать историю Санрайз. Уже одно начало было многообещающим: «Андрей рассказал мне все…». Теперь Санрайз не только знала об игре, но выяснила даже то, что мы сами создали себе тела, в которых путешествуем по разным искусственным мирам и боремся со злом. В таком свете представил нас Андрей. Правда она ничего не написала о том, что ее тело создал я, из чего я заключил, что это каким-то образом осталось тайной, впрочем, только до тех пор, когда она прочтет мое послание дома. Конечно, откровения Андрея породили массу вопросов у Санрайз, но мне повезло: что-то смог объяснить Меркрист, а на какие-то вопросы я невольно ответил в своем послании дома, которое, возможно, Санрайз читает в этот самый момент. Не редко она ссылалась на слова Дарлиса, из чего я заключил, что он так же откровенно с ней поговорил, после того, как прочел мое сообщение. Именно он убедил ее в том, что мы оказались в ее мире из-за ошибки в порталах и рассказал о том, что дисков с игрой в моем мире много. Я не стал отвечать повторно на те вопросы, ответ на которые дал в прошлом послании, и уделял внимание только тем, на которые не подумал ответить. Она спрашивала, сколько игроков пришли в ее мир, почему я выбрал ее имя, когда оказался в игре, и задала несколько вопросов про Амерона, с которым встретилась впервые. Не знаю, что он ей наплел, в подробности она не вдавалась, но теперь ее серьезно занимал вопрос, не являемся ли мы Всадниками. Андрей ей честно сказал, что не знает, и я тоже не стал врать, повторив ответ Андрея. Из послания я узнал подробности о первом выходе Санрайз из квартиры и сразу, чтобы не забыть, ответил на ее вопросы про соседей. Она просила нарисовать ей карту моего мира, не знаю зачем, но опасаюсь, что она планирует прогуляться по нему… Теперь я знал, что это возможно и решил отложить этот вопрос на потом. Так же, благодаря Санрайз, я узнал, что сучка Вероника наксистронг, о чем вроде как упоминал Рыжик. Я долго не мог сосредоточиться на ответе и просто перечитывал письмо раз за разом, воображая себе Санрайз. Мне нравилось ощущение, что каждый мой ответ на ее вопрос будто бы рушит стену между нами, но ответы давались не просто.
Времени оставалось в обрез, судя по пыли, все больше заполнявшей город, поэтому я взялся написать о том, что произошло с того момента, как я вернулся в игру. Я надеялся, что больше между нами не будет вопросов, и мы сможем общаться без длинного перечня загадок друг для друга. Теперь, после послания, оставленного дома, я мог писать откровенней, чем прежде. С одной стороны, так было легче, ведь мне не нужно было ничего сочинять, но с другой, теперь многое приходилось объяснять. Я бы хотел просто поговорить с ней, так же как Андрей, Пиксель или остальные. Мне самому захотелось больше рассказать ей о своем мире, о том, как я перебирался из Казани в Питер, о том, что это было почти так же не просто, как на лошади. Я думал о своем мире, своей жизни и писал, как автор, подхваченный вдохновением, как захмелевший от чувств герой романа. До Онегина мне было далеко, да и французским я не владел, но мысли о Санрайз удивительным образом наполняли меня поэзией. Такое уже случалось, сразу после битвы в Кельморне, но тогда я все еще был заложником лжи и боялся говорить правду, скрываясь за двусмысленными намеками, которые раздражали меня самого. То послание я разорвал и пустил по ветру, но это… Моя рука дрогнула. Казалось, я сочиняю бомбу – одно не осторожное слово, и я все испорчу… Прочтя его, Санрайз вспыхнет, поняв что-то не так, как я задумывал. Я проговаривал про себя каждое слово, а после брался перечитывать написанное. Как водится, в такие моменты, все написанное показалось мне бредом, корявой исповедью школьника. Проклятье, о чем я думаю?! Я снова потянулся к пергаменту, чтобы разорвать его, но услышал звон шпор и заметил, что к стене идет Кеол со своей охраной. Вздохнув, я оперся спиной о стену алькова, почти полностью скрывшись в нем.