Медленно, словно во сне мы оседлали лошадей и наконец оставили за спиной залитый кровью Тиверхолм позаимствовав у него телеги для наших соратников. Теперь наша прежде стремительно несущаяся к Эглидею армия больше напоминала траурную процессию, в центре которой ехали мы, окружив телегу с Пикселем, которой правил Андрей с Элидрис. Мы с Дарлисом пристроились по бокам, а Вероника позади в тяжелом и куда более мрачном молчании, чем прежде.
Близился рассвет, но небо снова застили тучи и тени не спешили разбегаться от светлеющего горизонта, отвечая нашему скверному настроению. Каждый из нас то и дело поглядывал на укрытого плащом Пикселя, ожидая хоть какого-то признака жизни. Всякий раз, когда телега наезжала на камень или корень, тело Сереги вздрагивало, внушая надежду, но она не оправдывалась.
И прежде редкие разговоры теперь вовсе не клеились. Все мысли из головы вытеснил Пиксель и я напрочь забыл о встрече с магом «защитником душ» и драке с Родмунтом, пока Дарлис не напомнил нам, что скорбь не должна лишить нас бдительности:
– Уцелевшие маги могут вернуться с подкреплением. Как бы нам теперь самим не угодить в засаду…
– Уцелел только один маг и он едва ли вернется, – ответила Элидрис.
– Вы убили еще одного? – спросил я удивленно.
Не то чтобы я сомневался в способностях своих друзей, скорее опасался, что уцелевшие маги сбежали, едва поняли, что битва проиграна.
– Вероника убила, – ответила Элидрис, бросив взгляд на нашу спутницу, которая словно закрылась от всего мира, полностью погрузившись в себя.
В этот раз мне как будто не составило труда увидеть ее чувства, словно она их впервые не скрывала. Ледяная равнодушная маска треснула, обнажив явную печаль и тлеющее где-то чувство вины, которое я не столько прочел на лице Вероники, сколько ощутил в воздухе вокруг нее. При этом мне казалось, что Вероника винит себя вовсе не потому, что Пиксель отдал за нее возможно последнюю жизнь. А потому что между ними так и осталась взаимная недосказанность, нерешенный конфликт, который теперь терзал девушку, вопреки нашему о ней изначальному мнению.
– Хотя мы опасались, что она этого не сделает, – заметил Андрей, вернув меня к разговору.
– Почему? – насторожился Дарлис.
Андрей пожал плечами:
– Когда запахло жареным этот чертов маг предложил ей переметнуться. Типа маги должны держаться вместе и еще какая-то чушь…
– Бл…ть, а второй мне втирал, что это эксклюзивное предложение для меня, – качнул головой я.
Друзья удивленно посмотрели на меня и я кратко рассказал им о своей встрече с защитником душ. На время мы отвлеклись от скорбных мыслей, раздумывая о том, что это могло значить и сколько еще магов воюет на стороне Кранаджа. В конечном счете сошлись на том, что предложение магов скорее всего было липой, на которую не повелся ни я, ни Вероника.
– Честно, я думал, что она не упустит возможность отомстить нам…
Андрей снова посмотрел на девушку, но теперь я не видел в его взгляде прежних сомнений и недоверия.
– …но она не задумываясь послала мага на х…й, – с уважением в голосе продолжил он, – А после проткнула его ледяным шипом.
– Ее речи доверия не вызывают, но чувства искренни, а поступки благородны, – заметила Элидрис, – Все же до самого Разлома она вела себя достойно и оступилась лишь в конце пути.
Вспомнив свое общение с Вероникой на пути в Асагрион, я был склонен не согласиться с Владычицей, но куда она клонит понимал. Элидрис явно надеялась на примирение между Всадниками. И теперь мне казалось, что Вероника тоже этого хочет. Словно соглашаясь с моими мыслями, Владычица заметила:
– А теперь она готова искупить свою вину.
– Но Пиксель второй раз гибнет из-за нее, – вздохнул Дарлис, правда без какой-либо злости в голосе.
– Но не по ее вине, – напомнила Элидрис.
Возразить нам было нечего и вроде бы никто не собирался. Но едва разговор вернулся к болезненной теме смерти Пикселя, как мы опять погрузились в молчание. Впрочем, теперь я думал не о Сереге, а о Веронике. После ее реакции на гибель Пикселя, после ее слез, которые она безуспешно пыталась скрыть, я был склонен согласиться с Элидрис. Взглянув на девушку, я испытал к ней искреннюю не омраченную сомнениями жалость. Она вроде бы равнодушная ко всему, то и дело поглядывала на Пикселя, закусывая губу, будто пытаясь решить невообразимо сложную задачу и мне казалось, я знал, какую.
Осадив Черенка, я, в сопровождении заинтересованных взглядов друзей поравнялся с ней и когда ее конвоиры учтиво придержали коней, оставив нас наедине, спросил ее: