Уборка была в самом разгаре, когда прибежали подруги звать девушек в кино.
— Придем — все приберем, — решила Ирина. — У нас время будет, фильм не поздно кончится.
Фира пыталась протестовать, но энергичная подруга не стала слушать.
Когда девушки вернулись в лагерь, то не поверили своим глазам. Еще издали они увидели, что возле их палатки собрался народ. Они ускорили шаги.
Полотнища их палатки были высоко подняты, в центре вкручена большая лампа. Яркий свет освещал внутренность их дома, дикий беспорядок был представлен на всеобщее обозрение. На столе среди разбросанных вещей лежал белый лист, на котором чернели буквы:
«Равняйтесь на самых аккуратных».
Это была любимая фраза Ирины!
Девушки, путаясь в веревках, старались опустить полотнище, но узлы были затянуты прочно.
— Не нужна ли наша помощь? — перед Фирой возник Нельсон. — А то мы по-соседски с удовольствием.
В его глазах прыгали веселые чертики, и Фире сразу стало ясно, кому они были обязаны своим конфузом.
С тех пор Ира перестала воспитывать своих соседей, вообще не замечала их. Фира тоже рассердилась. Но вскоре мир был восстановлен.
Кажется, все это было очень давно, а на самом деле прошло лишь несколько месяцев. Теперь уже стало привычным, что все свое свободное время Нельсон проводил с этой скромной девушкой, которую многие знали и ценили за четкую работу. И поэтому, когда они вместе поехали в Москву в дом отдыха (их обоих премировали этой поездкой за хорошую работу), а вскоре и поженились, ни для кого это не было неожиданностью.
…В Москве в небольшой скромной квартире в Измайлове живет женщина… Тридцать лет прошло с тех пор как она впервые встретилась с темноглазым инструктором из Баку — Нельсоном Степаняном. Тридцать лет — огромный срок, много событий произошло за это время, большой жизненный груз за ее плечами. Многое за это время забылось, человеческая память — ненадежный инструмент. Но есть у каждого человека что-то такое, что остается навсегда. У Фиры Михайловны Гринштадт тоже есть свое заветное — это память о муже. Хотя слово «память» не совсем точно. О Нельсоне Степаняне она говорит как о живом, причем это получается совершенно естественно и непринужденно.
— Расскажите о вашем муже, — попросили мы. — Какой он?
— Какой?! — переспросила она. — Он добрый, он очень добрый. Добрый и веселый.
И нам сразу вспомнился старый печник с нефтеперегонного завода. Он тоже выбрал именно эти слова.
— Его все любят за доброту и отзывчивость, а также за прямоту и честность. И таким он был всегда.
Фира Михайловна задумалась…
…После возвращения в Батайск Фира недолго жила в «Доме одиночек». Молодую семью перевели в другой корпус, где жил комсостав. Там в маленькой комнатке началась их жизнь. На большой тахте, занимавшей половину комнаты, — «посадочной площадке», как, смеясь, называл ее Нельсон, часто сиживали гости. Играли в шахматы, спорили, шутили. Фира настолько привыкла, что у них каждый день бывают люди, что всегда делала хозяйственные покупки из расчета не на двоих, а троих или четверых. Такая хорошая, дружеская атмосфера была в этом доме, что товарищи Нельсона, даже и не очень близкие, охотно шли сюда. Шли просто на огонек, шли, чтобы поделиться новостями, шли с радостями и горем. Знали, что здесь каждому будут рады, каждого поймут. Ключ от комнаты Степанянов лежал на видном месте, и каждый мог войти, не дожидаясь хозяев.
Нельсон был очень гостеприимен. Когда жена задерживалась на работе, а у техника дел много, он сам занимался хозяйством и готовил обед. Особенно отменно у него получались голубцы. Это было его фирменное блюдо, и он им очень гордился.
Кроме домашних дел, у него было много и общественных обязанностей. Нельсон — профорг, и очень строгий: все ведомости у него всегда в полном порядке, а членские взносы он сдавал одним из первых. Правда, нигде не значится, что за иных своих забывчивых подопечных профорг иногда платил сам.
— Знаешь, Фирочка, у Бориса сейчас нет денег, — смущенно говорил он, — я за него заплатил, он потом отдаст. Да и вообще ему, наверное, надо бы предложить до зарплаты, надо парню помочь!
И Нельсон предлагал деньги взаймы и делал это так просто и хорошо, что человек никогда не чувствовал себя смущенным.