Буридан сдалал шаг вперед, посмотрел на него странным взглядом и прошептал:
— Прощайте, отец!..
Затем, не оборачиваясь, он удалился. В прихожей юношу ждал слуга, который препроводил его к другому. Так, от двери к двери, от слуги к слуге, он дошел до подъемного моста, где постовой офицер низко поклонился посланнику короля. Вскоре Буридан был уже в Ла-Куртий-о-Роз, где друзья едва не задушили его в объятиях.
— Тысяча чертей! Кишки дьявола! Гром и преисподняя! — возопил Гийом, подводя итог этим излияниям радости. — Давайте-ка за стол!..
— Так и знал, что он вернется! — выдохнул Бигорн.
XXVIII. ПОСЛЕДНИЕ ПОПЫТКИ
Буридан пересказал своим друзьям-компаньонам (compagnons) — или, скорее, компэнам (compaings), как говорили тогда, откуда и пошло, кстати, простонародное «своя компашка» (copains), выражение очень точное и очень старое, которое не найдешь в обычных словарях,[17] потому что словарь — это Жозеф Прюдом французского языка — так вот, Буридан пересказал дрожащим от нетерпения Гийому, Рике и Ланселоту ту ужасную сцену, что развернулась в Тампле.
— Из чего следует, — заключил Рике, — что мессир де Мариньи будет спасен! Тем хуже, клянусь рогами дьявола, тем хуже.
— Кто бы мог подумать, Буридан, — воскликнул Гийом, — что в один прекрасный день ты станешь спасителем Мариньи!
— Гм! — произнес Бигорн. — Не спешите так сокрушаться, друзья мои. Мариньи все еще в лапах Валуа, а уж я знаю моего Валуа: это старый лис, у него в запасе не одна уловка.
— Но Готье, — заметил Рике, — что он-то скажет, если Мариньи будет спасен?
— Готье, — отвечал Буридан, — будет волен бросить своему врагу вызов, когда они оба окажутся в безопасности.
В глубине души юноша очень надеялся на то, что ему удастся убедить Готье отказаться от его старых мыслей о возмездии в отношении Мариньи. К тому же, мстителем в семействе д'Онэ был Филипп, а Филипп был мертв.
Так, думая об этой смерти, Буридан, осаждаемый мрачными мыслями, и провел остаток ночи, то припоминая тысячи случаев из жизни несчастного Филиппа, то с тревогой повторяя про себя слова Бигорна: «Мариньи и Готье все еще в лапах Валуа!.».
К утру, однако, он уснул крепким сном, в тот самый час, когда Бигорн пробудился, чтобы нанести небольшой визит Страгильдо.
День тянулся медленно.
По мере того как приближался назначенный час, нетерпение и страхи Буридана усиливались. Тем не менее, он и представить себе не мог, чтобы Валуа не сдержал данного слова, когда на кону стояла его собственная жизнь!..
В четыре часа Буридан начал собираться.
Гийом должен был остаться на посту перед погребом, в котором содержался Страгильдо. Рике надлежало находиться на чердаке дома и обозревать окрестности Ла-Куртий.
Лишь Бигорну предстояло сопровождать юношу, который, не находя себе больше места, удалился за час до им же самим определенного срока.
— Секундочку, — промолвил Бигорн, догоняя его. — Предположим, в пять часов Мариньи и Готье перейдут подъемный мост Тампля. Каковы будут ваши действия?
— Что ж. Я кинусь им навстречу.
Бигорн покачал головой.
— Предположим, Валуа использовал этот день на то, чтобы сделать вашу или мою встречу с королем невозможной. Предположим, в тот момент, когда вы броситесь им навстречу, из Тампля выскочат две сотни лучников и схватят вас, затащив в тюрьму вместе с двумя узниками, которых вроде как собирались отпустить?.. Почему бы вам не позволить мне самому обо всем позаботиться?
— Что ж. Хорошо, мой славный Бигорн. В этой ужасной ситуации я всецело полагаюсь на тебя.
— Прекрасно, — сказал Бигорн. — А теперь предположим, что в пять часов ворота Тампля не откроются, чтобы вернуть вам Готье. О Мариньи я уж и не говорю. Ваши действия?
— Подожду до шести, — проговорил Буридан изменившимся голосом. — В шесть пойду в Лувр.
— Это ваше окончательное решение?
— Окончательное.
— Что ж. Мы пойдем туда вместе.
Обсудив эти вопросы, мужчины замолчали. Когда до Тампля оставалось уже несколько десятков метров — вокруг по-прежнему не было ни души — Бигорн свернул в сторону и завел Буридана за широкую изгородь, откуда можно было видеть ворота Тампля.
Они опустились на траву и, уставившись через щели в заборе на главные ворота, принялись ждать, опять-таки, молча.
Вопреки обыкновению, подъемный мост Тампля был уже поднят. И Буридан счел это неким предзнаменованием, угрозой Валуа.
После мучительного ожидания, наконец, пробило пять часов.
Стих последний звон бронзовых колоколов, побежали минуты, мост не опускался!..
17
Герой сатирической пьесы Анри Моннье «Величие и падение господина Жозефа Прюдома» (1852), сборника «Мемуары Жозефа Прюдома» (1857) и др. Учитель чистописания с куриными мозгами и непомерным самодовольством, большой любитель произносить банальные, но трескучие фразы («Это мое мнение, и я его полностью разделяю!»). Нарицательный образ французского буржуа XIX века.