Сгущались сумерки. Окрестности были пустынны.
Почувствовав себя плохо, Роллер прислонился к ограде. Он понимал, что умирает.
— Боже Всемогущий, — прошептал швейцарец, — еще час, дай мне еще час, а уж потом, если пожелаешь, открой мне двери преисподней.
Роллер пожирал глазами написанные на бумаге строки. Но бедолага не умел читать.
— Это должно быть то самое!.. — проворчал швейцарец. — Но если я ошибся, если здесь что-то незначительное, если я умру, не найдя, не отомстив за себя.
В этот момент он увидел человека, который — шапка набекрень, рапира болтается между ног — орал что-то во все горло.
Роллер подал ему знак, и человек, прервав свою песню, подошел ближе.
— Вы читать умеете? — спросил Роллер.
— И даже писать! И доказательством тому служит то, что я на протяжении пяти лет посещал в Сорбонне уроки знаменитого доктора Шелье. Вот и сейчас иду в таверну «Ученый осел», где у меня открыт кредит.
Роллер разжал руку и сказал:
— Возьмите!
Человек с рапирой вытаращил восторженные глаза и схватил золотые экю, которые представляли для него целое состояние.
— Что нужно делать? — вопросил он дрожащим голосом. — У вас есть какой-то враг, от которого я должен вас избавить? Или эти благородные золотые монеты — плата за то, чтобы я отправил для вас на тот свет какого-нибудь ревнивого мужа? Вероятно, именно этот муженек и привел в вас в то состояние, в котором я вас вижу.
— Прочтите то, что написано на этой бумаге, — произнес Роллер.
И он поднес свиток к глазам студента, но из рук не выпустил.
— И что потом? — удивился тот.
— Потом? Это все. Прочтите, и эти экю — ваши.
Судя по всему, студент себя немного перехвалил, так как на то, чтобы расшифровать пару строк, у него ушло целых десять минут.
— Понял! — победоносно воскликнул он наконец.
— Читайте же! — пробормотал Роллер, судорожно дрожа.
Студент прочел:
— «Воспоминания госпожи де Драман касательно событий, которые происходили в Нельской башне».
Роллер захрипел от радости и знаком показал человеку, что тот может идти.
Студент не заставил повторять это приглашение дважды и удалился, или, скорее, унес ноги, опасаясь, как бы незнакомец не пожалел о своей щедрости.
Роллер с трудом двинулся дальше, крепко зажав в руке свиток.
«Только бы дойти до Лувра прежде, чем меня настигнет смерть», — думал он.
Но, пройдя шагов пятьдесят, швейцарец почувствовал, что теряет сознание.
Он находился на достаточно оживленной улице, занятой по большей [4] части кузнецами, из чьих ярко освещенных в спускающихся сумерках мастерских доносился серебристый звон бьющихся о наковальни молотов. И, столь близко расположенная от зловещего и уединенного кладбища Невинных, эта веселая улица казалась дорогой, что ведет от смерти к жизни. Тогда она называлась улицей Шарронри, или улицей Тележников.
На мгновение Роллер даже оживился. Ему словно передалась радость кузнецов, которые ковали железо, распевая песни, как то было принято в их професси и, — вероятно, пение помогало бить молотом в такт.
Но силы его уже оставляли, обе раны кровоточили. Понимая, что вместе с кровью из него выходит и жизнь, несчастный направился к ближайшей кузнице, чтобы попросить о помощи. Неожиданно колени его подкосились и он упал в лужу в тот самый миг, когда на другом конце улицы появился многочисленный конный отряд.
Возглавлял отряд статным мужчиной, восседавший на одном из тех крупных нормандских скакунов, которые сейчас используются лишь в качестве тягловой силы, а тогда считались слишком хрупкими для веса, который представлял закованный в доспехи всадник.
Человек этот ехал немного впереди своего эскорта; понуро опущенная голова, выпущенные из рук поводья, тяжелые вздохи, что слетали с его губ, свидетельствовали о том, что предводителя отряда одолевают какие-то мрачные мысли. Внезапно его лошадь резко остановилась.
Всадник, казалось, пробудился от тягостного сна и лишь тогда заметил раненого, которого едва не раздавил его конь. Он уже хотел было проехать мимо с тем ожесточенным безразличием, которое бывалые вояки питают к подобного рода инцидентам, но несколько слов раненого заставили его вздрогнуть. Всадник спешился и склонился над раненным:
— Вы говорите, что знаете меня?
4
Действительно, в те времена у каждой профессии был свой квартал или даже улица. Та, о которой здесь идет речь, позднее получила название улицы Ферронри (или Скобянщиков). Примерно в этом месте тремя столетиями позже будет убит Генрих IV. — Примечание автора.