— Алекс!
Приглушенный голос за спиной прозвучал если не угрожающе, то по крайней мере предупреждающе — старые приятели так не окликают; и все же голос был знакомым, и Алекс осторожно обернулся, пытаясь угадать, кому же он принадлежит. Одного взгляда оказалось достаточно — Хуго за десять лет, естественно, постарел, отрастил усы и козлиную бороду, но был вполне узнаваем.
— Вот так сюрприз!
Да, было более чем удивительно встретить шурина здесь, в Москве, — все считали, что он шагает по булыжникам какого-то европейского города.
— Говори тише. И вообще, не надо нам стоять, как столбам.
Взгляд за очками Хуго бегал, стало быть, находился он здесь, скорее всего, не совсем законно. Наверное, тайно перешел границу — только как, в военное-то время? Хотя разве мало возможностей, русская граница длинна и дырява, как сеть, так ли трудно проскользнуть через нее, хотя бы со стороны Китая, если прочие пути закрыты.
— И куда же мы пойдем?
— Для начала просто прогуляемся.
Да, назвать это встречей родственников было трудно, скорее происходящее напомнило Алексу конспиративное рандеву подпольщиков. Но ведь Хуго и был подпольщиком — социалист, революционер… Такие, как он, и заварили в 1905-м ту кашу, которую Витте со Столыпином пришлось расхлебывать. Из ссылки Хуго удалось бежать, родители и Марта долгое время ничего не знали о его судьбе, пока наконец не пришли одна за другой две открытки, одна из Парижа, другая из Рима, подписанные вымышленным именем.
— Марта дома?
— Марта поехала в Ростов, у твоего отца случился удар.
— Удар?
— Да, апоплексический.
— А дети?
— Детей она взяла с собой, оттуда они поедут прямо в Крым.
Хуго помолчал, наверное, переваривал услышанное.
— Ну, может, оно и к лучшему, — сказал он наконец.
Алекс чуть не фыркнул от гнева.
— Что лучше — что у отца удар? — спросил он резко.
— Что Марты нет. Поехать повидать отца я все равно не могу, в Ростове меня знает каждый паршивый пристав.
Алекс бросил еще один взгляд на усы и бороду шурина — верно, всего лица они не скрывали. Высокий лоб, выступающие скулы и большой нос — фирменный знак Беккеров, были открыты для обозрения, да и очки помогли бы опознанию, без них Хуго не мог даже двух шагов сделать.
— Тут ты прав, — согласился он. — И все же что хорошего в том, что Марты нет дома?
— Мне нужен ночлег. Когда все дома, опаснее, дети могут разболтать…
Вон оно что… Кстати, возможно, Хуго был в чем-то прав, только в ином смысле — если он попадется, жандармы не смогут ни в чем обвинить Марту.
— Не бойся, я только на одну ночь, — продолжил Хуго необычным для себя умоляющим тоном, по-своему истолковывая молчание Алекса. — Завтра поеду дальше в Петербург. — Именно так он и сказал — Петербург, а не Петроград, но Алекс не стал на это ему указывать, большинство людей продолжало говорить по-старому, так что опасности это представлять не должно было.
Он не стал спрашивать — а почему родственник уже сегодня не может поехать «дальше», но тот объяснил сам:
— Я бы не стал задерживаться, но у меня завтра утром тут важная встреча.
— Насчет ночлега не беспокойся.
Визит к Тихомирову пришлось отменить, но особой спешки с этим и не было — и Алекс стал оглядываться, не видно ли извозчика.
Дуня воспользовалась случаем, что у хозяина гость, и после обеда ушла к жениху, даже не помыла посуду — связь их относилась к числу «безнравственных», но делать было нечего, в женихи Дуня избрала мусульманина, и обвенчаться парочка не могла, татарин не соглашался сменить религию, Дуне же Святейший синод не разрешил отказаться от православия, вот если бы она хотела перейти в протестантизм, тогда пожалуйста, а в ислам — нет.
— Девица не разболтает?
— Привыкла. У нас часто бывают гости.