— По крайней мере, до завтрашнего утра. — Том сидел в старом, обтянутом потертым и засаленным гобеленом кресле и с особым старанием прочищал дуло пистолета. Рядом в пепельнице медленно дотлевала нетронутая сигарета. — Нам сейчас самое главное отсидеться. А потом и за бугор рвануть можно.
— Я тут с ума сойду! — заорал Билл, со всей дури пнув по старой кровати на железных пружинах.
— Тише ты, — бросив короткий взгляд на дверь, прошипел Том. — Тут и так все на ладан дышит.
Место, в котором они остановились, было до тошноты убогим. Дешевое пристанище деревенских алкоголиков. Внизу располагалась пивная и биллиардная, а наверху несколько комнат сдавались вечно пьяным и устраивающим дебоши постояльцам. Мебель настолько старая, что до нее страшно дотрагиваться — того и гляди развалится. Воздух затхлый, прокуренный. Но для укрытия оно подходило как нельзя лучше. Вряд ли кому-то придет в голову заглянуть в подобную дыру в поисках нашумевших грабителей.
— Скажи, что нас не посадят. — Билл вдруг присел рядом на корточки и как-то жалобно, с надеждой заглянул в глаза.
Том лишь тяжело вздохнул и с напускным усердием продолжил свое занятие.
— Ну, что ты молчишь?!
Том наконец-то поднял глаза. Один дьявол знает, насколько ему хотелось успокоить мальчишку, сказать, что все будет хорошо. В горле стоял ком.
Билл снова подскочил и принялся расхаживать взад — вперед, бормоча что-то под нос.
Все, произошедшее за последние дни, вымотало физически и морально. Звонки, угрозы, фотороботы, полиция. Том чувствовал себя устало и подавленно. Казалось, сил не было даже на то, чтобы встать с кресла и пойти помыться. Билл же, напротив, переживал активно. У него не закрывался рот, а руки то и дело чесались разнести все кругом.
— Я не хочу в тюрьму. Я не дамся! Я не позволю, чтобы нас разлучили и упекли за решетку! — Он вопросительно посмотрел на Тома, поражаясь его «спокойствию». — Ну, что ты молчишь?!
— Билл, прекрати. Завтра вернемся в Берлин. У меня там связи. Помогут сделать документы.
— Мне страшно… — потерянно произнес парень.
Сердце болезненно сжалось. Если бы только он мог хоть что-то сделать. Он бы непременно сделал.
— Ничего. Еще не из таких передряг выбирались, — не выдержав, соврал Том, поднялся, притянул мальчишку к себе и крепко обнял.
Билл вцепился в его плечи, уткнувшись носом куда-то в шею. Он тяжело дышал и время от времени шмыгал носом. Том медленно гладил худую спину, слегка изогнутую тонкую поясницу, пытаясь расслабить.
Ночью они долго не могли сомкнуть глаз. Кровать была жутко неудобной. При каждом, даже самом незначительном движении, она противно скрипела, напоминая о том, где они находятся. Спать пришлось в одежде, потому что здешнее белье, похоже, совсем не стирали. Тело устало ныло, а голова казалась тяжелой, словно чугун, от постоянного шума и тревожных мыслей. Билл ногтем выводил какие-то странные узоры или надписи на его плече. Заснуть удалось только часам к трем, когда крики и возня внизу, наконец-то, стихли.
Но долгожданный сон прервал громкий стук в дверь. Парни одновременно подхватились и испуганно уставились друг на друга в полумраке.
Снова стук. На этот раз более настойчивый, нетерпеливый.
Сердце ушло в пятки и заколотилось в два раза быстрее.
Том спустил босые ноги на холодный пол.
— Это полиция! Не открывай! — запаниковал Билл. Его руки заметно тряслись, а глаза неестественно блестели.
— Тссс, — Том приложил палец к губам, затем аккуратно взял с прикроватной тумбочки пистолет и щелкнул предохранителем. В натянутой до предела тишине щелчок прозвучал пугающее громко, словно выстрел.
Билл съежился и принялся нервно комкать одеяло.
— Возьми ствол и иди в ванную. Сиди тихо, — процедил сквозь зубы Том.
— А ты?
— В ванную, я сказал! — с надрывом прошептал Том.
Парень послушно вытащил из-под подушки пистолет и начал осторожно красться на цыпочках в сторону туалета, постоянно оглядываясь на Тома.
Том подошел к двери. Несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь хоть как-то выровнять бешеное биение сердца.
— Кто там? — как можно непринужденнее спросил он. Но голос зазвучал по-предательски сипло и неровно.
— Открывай! — незнакомец, похоже, не собирался церемониться.
Дыхание на миг перехватило. Кто это? Люди Ника? Неужели нашли так быстро? На полицию не похоже. Хотя… Кто знает, кого они могли подослать?
Том почувствовал, как ладони стали холодными и влажными. Он крепче сжал пистолет.
— Открывай, прятаться бесполезно! — В дверь снова начали барабанить. На этот раз более настойчиво. Нет. Похоже полиция. Наверняка, уже прочесали все окрестности, расспросили местных и кто-то навел. Тома начало колотить. Он мысленно молился, чтобы это были люди Николаса, потому что тогда есть шанс. Их двое. И патронов должно хватить. Только бы не легавые. Только не за решетку! Уж лучше умереть, исчезнуть с лица земли, сгореть яркой вспышкой, чем медленно гнить в вонючей камере. Что угодно, но не это!
За дверью послышалась какая-то возня и невнятная пьяная ругань.
— О, Нина! Где тебя носит? — Все тот же мужской голос. — Опять трахалась с кем-то? Признавайся!
— Я тебя искала. Допился до чертиков. Это не наш номер. Совсем уже ничего не соображаешь! — ему вторил высокий гнусавый женский.
Он не ослышался? Нина? Не их номер? Значит не за ними?
От внезапно нахлынувшего чувства облегчения с горькой примесью беспомощности хотелось расплакаться. Том продолжал вслушиваться в происходящее по ту сторону двери.
— Вот ты сучка! — незваный гость весело рассмеялся и, по всей видимости, звонко шлепнул свою спутницу по мягкому месту.
Затем снова возня.
— Тут нельзя, — капризно растягивая слоги, отозвалась она. — Пойдем в комнату.
Еще некоторое время были слышны шаги, шорохи, пошлые реплики. Затем все стихло.
Том скрестил руки, все еще крепко держа пистолет, оперся на дверной косяк и прислонился к ним мокрым от пота лбом. Дверь ванной скрипнула.
— Ушли? — осторожно поинтересовался Билл.
— Да. Ложная тревога, — все так же, не шевелясь, устало выдохнул Том.
Парень подошел к нему сзади и обвил руки вокруг талии. Прижался всем телом. Том чувствовал его дрожь. Хотя… это могла быть его собственная. Не различить. Все смешалось. Ночь, звуки, темнота, их дыхание, стук сердца. Больше не различить, где чье. Сейчас их двое, а страх один. Он одновременно сближает и отдаляет их друг от друга, давая понять, насколько сильна будет боль утраты и одиночества.