— Триста, — повторил отец. — Английский язык освоишь, тебе двести долларов прибавят. Университет окончишь, станешь менеджером проекта… В общем, это называется карьерный рост.
— Папа, ты не забыл, на каком я факультете училась? Иностранных языков. Английский язык я освою. Вернее, доосвою. Но вот при чем, скажи, здесь менеджмент?
— Ты же на рынке работала, и небезуспешно. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
— Значит, я буду получать больше Саньки? — задумчиво проговорила Вика. — Это не очень хорошо. Он комплексовать начнет… Папа, а может, ты его вместо меня возьмешь?
— Ты же говорила, у него хорошая работа.
— Я и сама так думала, но теперь оказалось, у него появился недоброжелатель, который… которая…
— Так-так. — Отец заинтересованно посмотрел на Вику, а потом бросил взгляд на часы. — У нас с тобой в запасе еще целых пятнадцать минут. Рассказывай.
— По-моему, — буркнула Вика, — за сутки ты выполнил трехгодичную норму отцовского внимания.
— Слышу материнские нотки, — усмехнулся Павел Данилович.
— Имеешь в виду бабушку?
— А кого же еще? Каюсь, вину искуплю… Однако все равно ты от меня не отвертишься. Выкладывай.
Вике ничего не оставалось делать, как все рассказать. То есть не совсем все, некие подробности насчет Лизаветы она все же опустила.
Глава десятая
Слова дочери заставили Павла Даниловича всерьез обеспокоиться.
— Вот уж не думал, что твой муженек такой легкомысленный…
— Я ничего подобного не говорила, — запротестовала Вика.
— А я догадался. Служебный роман. Умные люди таких вещей избегают… Прости, доча, сорвалось!
— Ничего, я вполне спокойна.
Врет и не краснеет, но отцу вовсе незачем об этом знать.
— Я хотел сказать, что, если кто-то попробует на твоего Саньку, как ты говоришь, наехать, я вам помогу, но, наверное, ты права, ему надо с этой его базы уходить. Потому что в городе ходят слухи… — Он осекся.
— Какие слухи? — сразу напряглась Вика.
— Слухи — они и есть слухи! — нарочито легкомысленно махнул рукой Павел Данилович, но дочь свою не убедил.
— Теперь ты выкладывай, — потребовала она.
— Говорят, на эту базу нацелился Махмуд.
— Кто это?
— Не слышала? Лучше и впредь не слышать.
Вика понимала, что он ей больше ничего не расскажет, но у нее на оптушке был один знакомый парень… Ему двадцать восемь лет, и он — инвалид чеченской войны, но отчего-то Вика всегда относилась к нему как к младшему брату, несмотря на шесть лет разницы между ней и Костиком.
Однако Костика она увидит потом. Ее начальник — теперь уже бывший — разрешал своим работникам приходить на работу к половине десятого. Полчаса хватало, чтобы разложить товар и начать работать. Вика прикинула, что если она сядет на маршрутку, то и не опоздает.
— Я скажу Арнольду, он тебя отвезет, — улыбнулся отец.
— У меня на лице все написано?
— Просто ты — моя дочь, и я только теперь понял, как соскучился по тебе.
— Я тоже скучаю по тебе, папа. Мне бывает так одиноко…
— Александр обижает тебя? — всполошился Хмельков.
— Что ты! За исключением этого случая… с Лизаветой… Нет, я ни разу не пожалела, что вышла за него замуж! И даже после этого случая — тоже.
— Все мы ошибаемся, Витуся. И знаешь, мне не по душе так называемая гордость, когда женщина говорит: «Я не прощу тебе этого никогда!» Одно время в литературе соцреализма был моден такой образ. И никто из писателей не попробовал нам разъяснить, что, прощая, мы сами становимся лучше и чище. Хотя, разумеется, если твоим прощением злоупотребляют… Только не изводи его упреками, если считаешь, что он все осознал.
— Как ты мог такое обо мне подумать! — даже обиделась Вика.
— Умение прощать — это, знаешь ли, искусство.
— Догадываюсь. А Санька — хороший муж, просто он не всегда меня понимает. Наверное, мы — Хмельковы — оригиналы.
— Это точно, — согласился отец. — Ты уверена, что мне не стоит с твоим Санькой поговорить?
— Зачем? Он обидится.
— По-моему, ты чересчур с ним деликатничаешь. Он небось о тебе не подумал… Молчу, молчу… Судя по всему, ты сдаваться не собираешься?
— Вот еще, сдаваться! Ты, кстати, тоже не сдавайся. А то мне показалось…
— Неужели это так заметно? — усмехнулся отец.
— Любящей дочери — заметно…
— Виктория, мне тоже бывает одиноко, но я совсем забыл, что на свете есть родная душа, которая меня поймет… Все-таки что-то тебя беспокоит.