До сведения моего дошло, что народ изъявляет неудовольствие за телесное наказание, употребляемое мною над ворами. А как воры никогда не могут оставаться безнаказанными, то я приказываю наибам собрать народ и спросить его: согласен ли он будет, взамен телесного наказания, употребляемого над ворами, ссылать их навсегда в Сибирь? И что скажет народ на это - мне донести.
ГЛАВА IV НОЧНОЙ ГОСТЬ
Ночь. Дорога привела меня к аулу. В приоткрытой двери вижу свет. Я стою, прислушиваясь к гулу, Я его не слышал много лет.
М. Мамакаев
В холодную зимнюю ночь 1905 года в Гати-юрт вступил одинокий путник.
Высоко в небе ярко светила луна. Множество звезд, будто разбросанных по небу чьей-то рукой, освещали покрытую снежным покрывалом землю.
Путник, шедший по пустынной улице в столь поздний час, с трудом переставлял ноги. Казалось, большие, поношенные, латаные валенки на ногах вот-вот свалят его с ног. Звуки его шагов, грубая палка, на которую он опирался, скрипящий под ногами снег и частый сухой кашель потревожили собак во дворах по обе стороны улицы. Но, не желая покидать уютные углы, где они укрылись на ночь, они, лениво полаяв, тут же затихали.
На перекрестках путник останавливался, распрямлял сгорбленную спину и некоторое время стоял, оглядываясь по сторонам. Потом тяжело вздыхал, поправлял на плечах лямки висящего за спиной холщового мешка и медленно продолжал путь. Чем ближе он подходил к центру аула, тем медленнее становились его шаги и чаще остановки.
При виде мечети сердце его часто забилось, словно у пойманного в силки воробья. Мечеть, аккуратно выложенную из ровно отесанного чьей-то умелой рукой кам-ня, и устремленный высоко в небо минарет он искал глазами еще при подходе к аулу. Но слабое зрение не позволило увидеть их издалека.
Кинув взгляд на каждую из улиц, расходящихся от мечети, он, словно заблудившийся путник, нашедший дорогу после долгого плутания, резко сорвался с места и зашагал по одной из них.
Пройдя шагов двести по улице под нависающими над ней голыми ветвями ореховых деревьев, путник остановился у двух чуртов[11]. Рядом не было могильных холмов. Чурты, стоящие друг возле друга, могли быть установлены в память о ком-то, кто пропал без вести в Турции или в Сибири. Путник долго стоял, прислонившись спиной к одному из них. Отсюда аул был виден как на ладони. Далеко внизу шумел быстрый Аксай. Недалеко прокричал петух, на его крик отозвался другой.
"Может быть в этом ауле, в одном из этих домов спят мои сыновья. И Айза... И внуки..." - подумал он.
Печальное лицо путника чуть посветлело, к уставшему телу вернулись силы.
Путник быстрым шагом прошел вверх по лощинке и остановился под старыми ореховыми деревьями. Когда он увидел старый, заброшенный двор без изгороди вокруг, радость, поселившаяся в его сердце, исчезла без следа. Внимательно глядя во все стороны, путник стал старательно искать что-то глазами. Его хаотичные движения напоминали беспорядочную беготню человека, охваченного безжалостным огнем.
Наконец, после долгой беготни из стороны в сторону, старик остановился на еле заметном холмике на западной оконечности сада. Этот холмик не мог быть ничем иным, кроме как останками стоявшего здесь когда-то жилища.
Стоя на холмике, путник беспомощным взором оглядывал окружающую его пустоту. Но он не находил того, чего искал, какого-нибудь маленького признака, который хоть как-то успокоил бы его израненную душу. Печально, словно в трауре по близким, смотрели на него старые ореховые деревья, искалеченные безразличными к их судьбе людьми. Развалины сакли, от которых остался всего лишь еле заметный холмик, и этот пустой, безжизненный сад без изгороди вокруг напоминали старое, заброшенное кладбище. Мертвый пейзаж, который созерцал путник, вызвал бы боль и слезы у самого бездушного человека.
Любой, взглянувший на путника в свете дня, увидел бы, как медленно белеет длинный красный шрам над его правой бровью; как известная ему одному мука, пожирающая душу, гасит огонь его глаз; как предательски подрагивает подбородок.
Путник поднял глаза к небу и воздел худые, испещренные синими венами руки.
- О, наш Всесильный, Милосердный Аллах! Одному Тебе известно, сколько бед и лишений, сколько горя я испытал со дня своего появления на этот свет. Я состарился, потерял последние силы, повергнут несчастиями... Неужели, о Аллах, ты собираешься испытать меня новыми жестокими ударами? О, наш Аллах, где же, где моя семья, которую я оставил здесь тридцать восемь лет назад? Ты видишь, о Аллах, видишь меня, оставшегося на старости лет без родных, без семьи, словно одинокое дерево на голом, безжизненном поле! Кому я нужен, кто меня приютит? О, если бы, если бы Ты наградил меня смертью в пламени войны, в котором я горел шестнадцать лет... Если бы призвал к себе в Турции, где я лег бы рядом с братом... Или наслал бы на меня смерть в холодной Сибири, где отдали Тебе свои души мои товарищи... Если ты уберег меня для новых испытаний, о, Всемогущий Аллах, прошу Тебя, подари мне смерть сейчас, в эту самую минуту...