- Ваалейкум салам, Бета.
- Что нового в нашем ауле? Все ли живы, все ли здоровы?
- Слава Аллаху, все хорошо. Сам-то как, не бедствуешь?
- Алхамдулиллах, слава Милосердному и Щедрому Аллаху! Хоть и не усерден я в молитвах, как же Он добр ко мне! Я же не слишком и гонюсь за мирскими благами, Тасуха, хотя многие считают иначе. Молюсь в меру сил и знаний, раздаю милостыню, как того требует Создатель. Словом, хочу предстать перед Всевышним безгрешным и благочестивым мусульманином.
Тасуха глухо рассмеялся, поглаживая желтые от табачного дыма усы.
- Правильно делаешь, Бета. Долго тебе придется бить лбом об землю, чтобы замолить грехи, накопленные тобой на грабежах бедняков, вдов и сирот. До Судного дня не управиться. Говорят, в стародавние времена, еще до возникновения христианства и ислама, когда людям, соответственно их ремеслу, раздавали богов, одного бога не хватило. Тогда ворам и торговцам определили единого бога, посчитав два эти ремесла родственными.
Бета даже глазом не моргнул.
- Будет тебе, Тасуха, - махнул он рукой. - Просто вас бесит, что я один в нашем ауле сыт. Более того, Тасуха. торговля одобряется святыми книгами. Алай салат вассалам, да благословит его Аллах и приветствует, наш пророк тоже был в молодости купцом.
- Но он не обманывал бедняков, сдирая с них последнюю шкуру, как это делаешь ты?
- Не знаю, да убережет нас Аллах от неуважительных слов в отношении пророков и святых. Но во все времена не было и не будет честного купца. Все стремятся надуть друг друга. А если без шуток... Ладно, я покупаю у жителей здешних аулов разные товары. На их покупку и вывоз уходит немало времени, сил и денег. После этого я на несколько дней, а то и месяцев, уезжаю реализовывать их, покинув родной очаг, свой аул и этот край. Кто станет так трудиться, если не будет хоть небольшой прибыли? Скажи, что бы ты стал делать с этими шерстью, шкурой и овчинами, если бы я и подобные мне не стали бы их покупать? Они сгнили бы без копейки пользы. Ты не поехал бы продавать их ни в Грозный, ни в Кизляр, ни даже в Хасав-юрт. А если бы и поехал, то тебя и на базар не пустили бы. Что говорить о городах, когда нас стали гнать с базаров даже в собственных аулах. Разве ты не слышал, что было в позапрошлом году на базаре в Шаами-юрте. Будь поумнее, вам следовало бы носить нас на руках. Мы делаем для вас доброе дело. Тасуха глубоко вздохнул.
- Врагу я не пожелаю такого добра. С одной стороны власть налогами давит, увеличивая их с каждым годом. Если по какой-либо причине не выплатишь их в срок, приходит пристав с солдатами и уводит всю живность, если таковая есть, а если нет, то уносят утварь из хибар. А если соберешься свезти на базар накопленное нечеловеческим трудом, не додав его голодным детям, то и туда не пускают. Пользуясь нашим тяжелым положением, ты и подобные тебе, словно пиявки, впились в наши тела. Но ничего, Бета, наступит день, когда мы заставим вас пожалеть об этом. Смотри, как бы Зелимхан не сделал с тобой то же самое, что он сотворил с русскими купцами из Ведено.
- Ну, с этой стороны мне бояться нечего. Во-первых, я не так богат, как Носов, во-вторых, Зелимхан - наш человек, чеченец, вдобавок, его мать приходится мне дальней родственницей. Словом, он мой племянник.
Сделав последнюю затяжку, Тасуха бросил окурок.
- Значит, если все это правда, тебе нужно было поспешить на помощь зятю и его сыновьям, когда власть арестовала их.
- Ну-у, я не настолько влиятелен, чтобы вмешиваться в такие серьезные дела. Я всего лишь жалкий раб божий.
Торговец слегка тряхнул вожжи и поскакал вперед.
- Какие только звери не притаились в этой жирной шкуре,- произнес Тасуха, когда купец скрылся из вида. - Волк, свинья, лиса, крыса, хорек. Они меняются в зависимости от ситуации. Когда им выгодно, они жестоки, когда нужно - коварны, с легкостью предают, а перед сильными пресмыкаются. Бета - мой односельчанин. Моих лет. Во время восстания Алибека-Хаджи он был тайным осведомителем князя Авалова. Доносил властям о каждом шаге горцев в Махкетах, Хаттуни, Сельмен-Таузене и Элистанжи. После этого несколько лет был старшиной в Махкетах. Накопив денег на грабеже людей, начал купечествовать, но горцы не давали ему спокойно жить в этих местах. Дважды сожгли дом, поджигали хлеба и корма, угоняли скот. Поняв, что ему здесь житья не будет, переехал в Шали.
Путник ничуть не удивился рассказу Тасухи. Когда-то его собственный отец пошел по такому же пути.
Большая поляна позади Веденской крепости была занята базаром. Здесь были бедно одетые чеченцы из окружных аулов и облаченные, несмотря на зной, в овчины и бараньи папахи андийцы, мелардойцы, цадахаройцы[1]. Среди них, изможденных, придавленных нуждой и непосильным трудом, одеждой цветом лица выделялись зажиточные чеченцы из равнинных аулов, мелкие торговцы, служащие в крепости чеченские и русские офицеры, солдаты, чиновники.