Али закончил работу и присел на ясли. Ему вдруг захотелось спуститься к Аксаю. У этой реки проводила все лето местная детвора. Местами к реке с обеих сторон подступали крутые высокие берега. Под ними образовывались глубокие заводи, на поверхности которых бурное течение образовывало буравчики. Дети постарше купались в этих заводях, малыши же резвились в мелких местах.
Искупавшись вволю, дети валялись на теплом песке или же нагишом лазили по голым отвесным берегам, выискивая гнезда птиц, чтобы поглядеть на их кладки и, если повезет, птенцов. С ранней весны до первых заморозков здесь гнездилось неисчислимое множество всевозможных птиц. Вороны, сороки, скворцы, голуби, совы, ласточки, воробьи. Они строили гнезда на крутых склонах, куда не могли добраться люди и хищники. Их крики и гам перекрывали шум Аксая.
Дети и зимой ходили играть к реке. Они спускались вниз по катку на санках и салазках, резвились на толстом льду, покрывавшем реку. Даже голод не мог их завлечь домой, они утоляли его плодами мушмулы, боярышника и шиповника, которых здесь было предостаточно.
Только Али собрался спуститься к реке, чтобы дать волю своим невеселым мыслям, как откуда-то сверху до него донесся крик:
- Слушайте, люди! Слушайте!
Али прислушался.
- После полуденной молитвы собирайтесь у мечети! Сегодня сход жителей аула. Слышите, люди, после полуденной молитвы собирайтесь на площади возле мечети! На сход!
Этот крик напомнил Али старые годы. Общественные дела аульчане обсуждали на этой площади. Там, на сходе, утверждали решение аульских старейшин. Предводитель, избранный сходом, контролировал исполнение этих решений. Он возглавлял и боевые отряды аула. Старейшин избирали из числа самых мудрых, добродетельных, милосердных, хладнокровных, богобоязненных, добрых и набожных людей. Если между аульчанами возникала ссора, именно их мудрый приговор улаживал ее. Не было никакого кумовства, для этих судей при рассмотрении дела не существовали такие понятия, как отец, брат, сын или родственник. Даже врагу не выносился несправедливый приговор. Властью и законом для этих старцев являлись шариат и чеченский национальный адат[15], их целью было сохранение мира, согласия, справедливости и изобилия в ауле.
"Кто же сейчас в ауле старейшины и глава? Как они управляют аулом? Пойду-ка я на площадь!" - решил Али.
Али подождал, пока аульчане совершат полуденную молитву, и пошел к мечети. Там уже собралось много народу, но люди продолжали подходить. К площади вели четыре улицы. На одной из них у чьей-то ограды и стал Али с безразличным видом, будто не понимая ничего, но внимательно наблюдая за всем происходящим.
В Гати-Юрте уже знали о прибытии "казака". Видимо, слух этот распространился среди женщин от хозяйки дома, в котором остановился Али. Проходящие мимо люди останавливались и здоровались с ним за руку, спрашивали о житье-бытье. Беседа длилась недолго, иногда ограничиваясь двумя-тремя словами, дальше уже объяснялись жестами и мимикой.
- Как дела, мюжги? Матушка яхши? Баранчук яхши? Баранчук чорак есть? - спрашивали они, крепко пожимая его руку.
Этот "русский язык" был с давних пор распространен среди чеченцев. С самого детства владел им и Али. "Как дела, мужик? Здорова ли жена? Здоровы ли дети? Есть ли в доме, хлеб?" - спрашивали они у Али. Последний из подошедших, высокий горец с суровым лицом, после приветствий потянул его за собой:
- Пошли, русский, на сход. Наш старшина побывал вчера в Ведено, в "родном своем доме". Поглядишь, какие он привез нам подарки.
Али не последовал за ним. Он избегал расспросов. Кто знает, и старшина может изъявить желание взглянуть на его документы. Тогда люди могли узнать его.
За железной оградой мечети на длинных досках сидели старики и тихо между собой переговаривались. Остальные стояли вокруг и слушали их или же, сбившись в кучки, вели неторопливые разговоры. Как ни силился Али, он так и не смог узнать, кто из сидящих здесь стариков входит в совет старейшин, а кто избранный глава аула.
Когда люди перестали уже подходить, из стоящего особняком дома вышли несколько человек и направились к площади. Первым шел крепкий мужчина высокого роста в папахе, обмотанной белой чалмой, и в широком, с ладонь, арабском поясе. За ним мелкими шажками семенил худощавый старичок среднего роста в очках, с рыжей козлиной бородкой и с четками в руках. Первый был хаджи[16], об этом буквально кричал весь его облик, второй, решил Али, явно мулла. Судя по одежде и походке, двое других тоже были не из бедняков. Когда эти четверо подошли, разговоры на площади поутихли.