Закрывая глаза в собственной каюте, Ларский видел спекшийся камень, пепел и нескончаемые капсулы смерти в ревущих волнах. Если бы они не полетели в Колумбию, а включились бы в эвакуацию, возможно, на погруженных в воду платформах людей было бы чуть больше и чуть меньше условно погибших или просто погибших. А так — они даже диверсанта не сумели добыть. Корунды ссыпались в разлом и исчезли.
Ларский усмехнулся в темноте. Весь этот день он только и делал, что ошибался. Упустил Лизу, упустил тварь, не спас ничьей задницы, позволил убедить себя в том, что города будут полностью эвакуированы, что всех защитит армия. А еще он, идиот из прокуратуры, потратил время людей, которые могли бы сделать что-то действительно полезное, на бесплодную охоту.
Дверь каюты мигнула светом, показывая, что за ней кто-то есть, и этот кто-то хочет войти. Ларский приподнял и повернул голову. Нелегкая притащила к нему сержанта, которого не хотелось ни видеть, ни слышать.
— Пустить, — прошептал он и с трудом сел.
Сержант вошел и тут же привалился к стене.
— Проходи, — предложил Никита без особого энтузиазма.
Тот помотал головой и продолжал стоять в странной позе с неловко подвернутой рукой. Выражение лица не разглядеть: черная морда на фоне темной перегородки. Как мертвец, пришедший по живую душу. Молчание затягивалось, липло к стенам, и чувство вины Никиты странным образом трансформировалось в раздражение.
— Зачем пришел?
Тот неопределенно тряхнул головой, но ничего не ответил.
— Хочешь сказать, мы зря потратили вчерашний день? Так я и без тебя это знаю. Поэтому отвали и оставь меня в покое.
Текст неуместный для разговора генерал-майора с сержантом. В пределы. Ларскому всегда было плевать на условности, а сейчас тем более. Осталось только рухнуть мордой в подушку и не обращать на гостя внимания.
— Никита Сергеевич, вы понимаете, почему погибли два города и столько людей?
Голос звучал тихо, настаивал на правде, и Ларский сразу сник, теряя желчную ярость.
— Не понимаю, не знаю. Хотел бы понять.
Ларский отправлял запросы. Долбил Марру, загоняя пакет за пакетом в пустоту канала. Тот не реагировал. Похоже, дела шли хуже некуда.
— Я думаю, — коп помолчал, видимо, взвешивая слова, но потом решился, — Искусственный разум Земли облажался. Военные облажались. Регламенты не сработали, прогнозы оказались неверными. Поэтому никто не ждал врага у Латинской Америки.
Жестко. Если ЦКЗ так облажался, то это конец. Он находился в состоянии постоянного мониторинга данных, обработки информации и принятии решения в каждой точке. Составлял и анализировал прогностические модели, а потом модели моделей, пересчитывал пути, способы и типологии эвакуации. ЦКЗ предлагал лучшее из возможного.
Вот только кормили компьютерную систему люди, они направляли потоки данных в меру своего понимания происходящего. Что могло стать причиной сбоя? Случайное искажение информации или чья-то злая воля? Ларский горько усмехнулся.
— Возможно, ты прав. И что же хочешь от меня?
Здвински оторвался от стены, подошел и медленно вытянул руку. В ладони что-то тускло светилось.
— Я хочу понять, почему и кто виноват. И как с этими тварями бороться.
Запечатанный в силовую ловушку, обломок корунда на ладони тускло светился голубизной.
Глава 13
Орфорт
«Гордость Португалии» достигла звездной системы Орфорта. Три земных дня пути прошли, как сплошной наркотический сон. Боль исчезла, но пришло нечто новое. Странное чувство — слиться с собственным демоном и стать кораблем. Сознание двоилось в размытых границах и облекалось в стальную мощь крейсера. Личность стиралась, оставались лишь оголенные нервы проводов.
Позади три станции подскока и собственный опасный прыжок. Станцию у галактики Зирур сожрала черная дыра вскоре после гибели экспедиции «Сияющего». Загруженные инсектоидами навигационные карты указывали на еще один кросс-переход в этом районе. Но дорога через него была бы долгой, и капитан Граув решил прыгнуть напрямик. Смяв хроновакуум, «Гордость Португалии» вышла на изнанку пространства. Живое, пульсирующее цветом сияние обступило крейсер. Наплывало всполохами голубого шелка, било синими крыльями, текло по перегородкам потоками фиолетовой лавы. Даже клочки «я» растворялись в причудливом мерцании подпространства.