Накинув халат на обнажённые плечи (интересно, когда она успела переодеться в сорочку?), Усаги медленно побрела на кухню. В глаза как будто песок насыпали, хотелось выпить хотя бы чашку кофе и разогнать это странное состояние.
Когда Усаги приблизилась к дверному проёму, она неожиданно поняла, что в квартире была не одна — на кухне кто-то тихонько звякал посудой, а ноздри щекотал вкусный аромат еды. Первая мысль, мелькнувшая в гудящей голове: неужели Ал вернулся? Ей сейчас было вовсе не до него. Но, оглядев прихожую, Усаги поняла, что это был кто угодно, но не Алмаз: куртка и обувь разительно отличались. Да и Ал никогда не умел готовить — ему нельзя было доверить даже поджарить банальные купленные в супермаркете через дорогу котлеты, а об ужине даже речи быть не могло.
«Я его прогнала, и он здесь больше не появится», — облегчённо выдохнула Усаги, но тут же спохватилась: кто же хозяйничал на кухне?
Смутные отголоски вчерашнего вечера эхом отдавали в голове, а перед внутренним взором встал давно забытый силуэт человека, имени которого она не знала, но с которым частенько пересекалась, когда ещё училась в средней школе. И куда он потом запропастился?
— Чиба Мамору, — прошептала она, нахмурив тонкие брови.
От его имени, казалось, шла мощная энергетика спокойствия и умиротворения: а как ещё могло быть, если он — дословно — защитник Земли? Правда, давным-давно характер его был не сахар, однако помыслы его всегда были чисты и ясны — Усаги это знала точно.
Но почему тогда на кладбище стояло надгробие с его именем? Что произошло в ту роковую ночь две недели назад, когда ей было настолько тошно, что ей казалось, что она или сходит с ума или умирает — как будто рвалась их связь, связь «истинных». Усаги не знала ответов на эти вопросы и решила, что только Мамору сможет дать на них ответы, поэтому бессмысленно было стоять тут и чего-то ждать, лучше пойти сразу всё узнать и расставить точки над «i». Каким-то образом он ведь проник в её квартиру, донёс её — хотя откуда бы ему знать такие подробности про её жизнь?
Она осторожно раздвинула занавес из бус, разделяющий коридор и кухню-студио, и аккуратно прошла в гостиную. Обхватив себя руками за плечи, Усаги подозрительно уставилась на широкую мужскую спину, маячившую около плиты. Словно почувствовав её взгляд, он обернулся — это и вправду оказался он, тот самый противный мальчишка. Мамору, да? Что ж, спустя годы она наконец-то выяснила его имя.
— Добрый вечер, — мягкая улыбка появилась на его лице; сковородка угрожающе заскрежетала, поэтому Мамору пришлось вновь вернуть ей всё своё внимание. — Ты проспала почти целые сутки. Как ты себя чувствуешь?
Усаги бросила быстрый взор в окно и удостоверилась, что сейчас на Токио вновь опустилась ночная темнота. Посильнее запахнув халат, она осторожно прошла на кухню и присела на стул.
— Голова гудит, — честно призналась Усаги: врать почему-то не хотелось. — И тошнит немного, но это пустяки. Я…
— Я знаю, что у тебя много вопросов, — перебил её Мамору, обернувшись на мгновение и встретившись с Усаги глазами. Она покраснела под его пытливым взором, но он первым разорвал контакт, вернувшись к плите. — Но тебе надо сначала поесть, иначе сил всё это понять у тебя не хватит.
— Ты расскажешь? — удивилась она. Странные ощущения замерли где-то в области груди, и Усаги не понимала, с чем они могли быть связаны.
— Не думаю, что ты так просто откажешься от них, — усмехнулся Мамору. — Я расскажу тебе всё, что ты захочешь узнать, честно. Но сначала тебе нужно поесть.
Он переложил еду с плиты на тарелку и поставил вкусно пахнущий ужин перед Усаги. Это оказался омлет, вкуснее которого — Усаги придётся это потом понять — она никогда ещё не ела.
Тошнота улеглась после того, как Усаги, наконец, поужинала. Мамору всё это время пил кофе и не сводил с неё взгляда: она бы с радостью попросила не рассматривать её так пристально, но язык не поворачивался и слова сказать. Всё-таки это был тот самый бака, с которым они вечно ругались каждый день много-много лет назад. Как ей его теперь называть? Усаги путалась в мыслях, краснела и утыкалась в тарелку.
После того, как она поела, Мамору предложил перебраться на диван, аргументировав это тем, что «разговор предстоял долгий и серьёзный».
— Хорошо. Для начала: как ты узнал, где я живу и откуда у тебя были ключи? — начала она, забравшись с ногами на диван. Мамору пристроился на другом его конце, давая ей относительную свободу действий.
— Это долгая история, но я с самого начала знал, кто жил в этой квартире, — добродушная усмешка исказила красивые губы Мамору. — Потому что она изначально была моей.
— Что? — не поверила своим ушам Усаги, растерянно хлопая ресницами. — То есть её предыдущий хозяин — ты? Н-но я покупала её через агента, и…
— Мне нельзя было светиться, — продолжил говорить он. — Пришлось продавать и квартиру, и машину… И вообще избавляться от всего наследства, которое мне оставили родители, — в его голосе сквозила грусть, и Усаги усилием воли подавила в себе желание приблизиться и обнять его. — Работа требовала, что поделаешь.
— Но ключи у тебя оставались? Зачем?
— Я не планировал возвращаться сюда, тем более после того, что произошло две недели назад, — на этих словах Усаги вся обратилась в слух. — Оставил просто на память, однако… Пожалуй, словно сама судьба велела мне это сделать, — улыбнулся он, посмотрев ей в глаза.
Сердце рвано забилось, а с губ слетел судорожный вздох, стоило только их взглядам пересечься. Усаги не помнила, как реагировала на Мамору годы назад, однако сейчас она чувствовала необъяснимое притяжение к нему и желание запустить в густые чёрные волосы пальцы, замерев таким образом навсегда. Возможно, раньше было то же самое — связь между двумя людьми образуется при рождении и только гибель или полное отрицание второй половинки может оборвать её, — но, будучи подростком она не понимала этого.
— Почему… — она облизала засохшие губы; в глазах Мамору отразилась некая эмоция, его взор слегка изменился, хотя внешне он оставался всё таким же спокойным. — Зачем всё это? Для чего?
На секунду он всё же отвернулся, давая Усаги спокойно выдохнуть, но стоило ему вновь посмотреть на неё, как внутри снова что-то забеспокоилась, а левое запястье опять обожгло.
— Я скажу, — сдался Мамору перед своими внутренними установками. — Последний раз мы виделись перед твоим поступлением в старшую школу, ведь так?
Усаги кивнула, подтверждая его слова. Она потом очень долго удивлялась, куда же делся этот назойливый бака. После его таинственного исчезновения всё стало каким-то… не таким. Другим, чужим и непривычным.
— Я улетел в Америку. По делам. В итоге они затянулись на долгие-долгие годы, и только сейчас я смог вырваться обратно в Японию. Но стоило мне вернуться, как меня нашли…
Мамору посмотрел в окно, нахмурился и, быстро подорвавшись с места, задёрнул занавески. Не сводя с него взгляда, Усаги следила за каждым его движением и отчётливо понимала, что Чиба вляпался в какую-то очень неприятную историю.
— Это случилось две недели назад, — снова заговорил он, всё ещё стоя к ней спиной.
Усаги видела, как были напряжены его плечи, а ещё — какие-то тонкие линии на шее, словно составляющие какой-то узор. Сердце бешено забилось от осознания, чем именно могли быть эти линии.
— Я ехал в наш главный офис, лил дождь, было скользко и почти не видно дороги. Дворники работали как сумасшедшие, и только чудо помогло мне не съехать с пути. Повезло, что ещё никого не было на дороге, иначе всё могло бы закончиться гораздо плачевнее, — рассказывал Мамору, а Усаги не смела его перебить: он говорил о том, что случилось в тот роковой день две недели назад третьего августа две тысячи третьего года, когда она почувствовала необъяснимую боль, чувство утраты и бесконечной вины. — Встречка вылетела из-за поворота слишком неожиданно и быстро. Ту машину закрутило, а я не успел увернуться. В итоге меня выбросило в кювет, и я потерял сознание от боли.