- Ты чё несёшь? Цырк на колёсах просто. К ладу все эти дешовые панты. Водка хорошая? – с видом кота, вылизывающего основание хвоста, Мстислав под градусом сровнял свой зад с ушами, разминая затёкшие члены.
- Ты что моль в обмороке? Не фони! – взвинтился «прайс». – Нам выдан был даже текст бегущей в небе строки!
- Я его не присылал.
— Да… Не представляю себе сложных чувств некоторых собеседников. А ведь возможно, что исторический Иисус предстаёт перед нами, как символ жестокого времени, которое его породило и которое нуждалось в неугасимой вере людей в победу справедливости на земле, — подбирался Дмитрий к истокам религии самой распространённой на земле.
— Времена меняются. И люди тоже не дремлют, — Алиса, набросив на свои хрупкие плечи плащ перевоплощения, устало пошатываясь, взбрела на импровизированную гору из тучи кибернетических программ, облаков заветов и звёзд полемических диалогов.— Но у каждого века есть своё средневековье… Летопись любой человеческой жизни может стать фундаментом, столпом, поддерживающим человечество, помогающим ему выстоять и победить!
В густой тени её лицо казалось таинственным и трогательным. Тёплая волна нежности окатила Диму, он присел рядом, дотронулся до размётанных волос и разгоняя в себе гибкие мысли спросил:
— Может быть, самая интересная жизнь — жизнь незамечательных людей?! — Дмитрий привстал. — Богат… наш род такими! — в глазах его пробивались восклицательные знаки. — Когда начнут выходить том за томом из серии ЖНЛ (Жизнь Незамечательных Людей), вот тогда мы и поймём, что людей незамечательных нет! (Как сказал Богат – писатель.)
— Пока существуют в мире деньги, человек тем больше ценится, чем больше платит! — послышался голос, обладатель которого оставался невидим в высокой траве; потом — тихий, сдержанный смех ребят.
— И, чтобы вскарабкаться наверх, надо сложить крылья! — хрипло довинтил всё тот же кто-то, на голограммной авансцене хаотических состояний, неуспокоенной суетности и дисгармонии в самом себе.
Будто птица, сложившая крылья (скрестив руки перед собой) кто-то поднялся с травы и двинулся впрёд – на Алису, будто камень… полоумный камень…
Сразу решившая, что это чужой, с которым нечего и разговаривать, но потом увидевшая перед собой разгорячённого состоянием встревоженной жертвы жизненной обстановки фармацевта Шипило, Алиса решила ринуться на его авансцену раньше, чем та успеет двинуться дальше, выбив почву из-под ног.
Когда же ты поймёшь, что человек рождён,
Чтоб выплавить из мира
Необходимости и разума —
Вселенную Свободы и Любви…
Когда поймёшь,
Что ты не только сын Земле,
А путник по вселенным…
Что звёзды и созвездья возникали
И гибли внутри тебя…
Тогда ты станешь мастером! —
ёмцитировав Максимилиана Александровича Волошина, русского поэта и художественного критика, в пророческих произведениях которого предвосхищались грандиозные события последующего времени, Алиса, посредством сияющих волн просветления, подключала меркантильную голову Шипило к иным “станциям”.
— Вот, значит, здрасьте!— фармацевт почесал за ухом. — С тобой хоть за Плутон лети! — он вынул из аптечки полбутылки спирта. — Это я с Земли захватил. — Шипило поднялся, заревел и описал дугу гибкими “крыльями”. — Сейчас мы испустим реактивную струю такой ураганной силы, что тучи в улыбке расплывутся! — он плавно смодулировал на гул вертикальных винтов.
- За то, что нас делает счастливыми людьми – дешеве пиво и сухэ вино, как Скрябин поёт, - неприменул поучавствовать и Мстислав в проминаде. – Перелил из бутылки в живот, из живота в канализацию и был дважды счастлив!
Облака, став грозовыми, нахмурились. Загадочные буквы на небе сомкнулись.
— Хватит свистеть! Пошёл высоко. Машина должна работать бесшумно. А мы о поэзии поскрипим пока, — Рычань тоже почесал за ухом. — По-скри-пим: рубать ею больше не буду… срываясь в туманные пропасти. Ведь, вряд ли смогу превратиться в тучку и нежно покрыть собою зеркальные глетчеры.
— Пустите меня, я лягу! — сильным прыжком перелетела Тарси к коленям Рычаня, притянув его к себе.
— Это всего лишь лирика, — не успев толком засмущаться, тот податливо рухнул на девушку.
— Права или не права лирика… делает ли она несчастными кого-то, вызывая главные эмоции и реакции сама по себе, — похлопал Ильич по спинам ребят. — В поэзию не верят. Ее любят или нет.
— Но отзвуки разносятся от одного конца земли до другого.
— Ну, вдохновлюсь я; ну, крикну: “Ваше висючество! Грозовые облака!” — голосом Джельсомино бросал слова на ветер Изваятельский. А они, слетая с губ, резонировали и нахально сотрясали воздух дальше. Можете приступать к вашим, чисто атавистичным, мокрым, громогласным церемониалам! - отвязные металлические нотки вдруг зазвучали высоко и эмоционально, будто вливаясь в какой-то вихрь.